Горкин, тараща глаза, беззвучно открывал и закрывал рот, как рыба, оказавшаяся на берегу. А бабаня медленно, устало опустилась на диван.
—Вот ловко поговорили! — засмеялся Григорий Иванович и, встав со стула, подставил его к коленям Горкина.—
Садись, купец. Ругаться будешь — подеремся. Видишь, какие горячие мы люди. Садись. Побеседуем.
—А ты кто такой здесь?
—Садись, узнаешь,— хлопнул Григорий Иванович ладонью по стулу.
Горкин сел, вытирая со лба испарину.
И ты садись,— обратился Чапаев к человеку в плаще, пристально приглядываясь к нему.— Личность будто знакомая, а не припомню.
Управляющий мой. Бывший жандармский ротмистр Углянский,— пробубнил Горкин.
Фыо-ю-ю!—присвистнул Григорий Иванович.— Вот ведь штука! Не узнать с бородой-то. Как же так? — развел он руками.— Это же конфуз! Из жандармских офицеров — в управляющие! Родителю-то, выходит, позор. Человек он у вас, можно сказать, достойный, священник, сказывают, вот-вот благочиние получит, а сын вон какие чурочки откалывает! При царе в аксельбантах, их благородие, а при временном строе в плаще брезентовом...
Григорий Иванович явно издевался, но в его издевке не чувствовалось злобы. А я глядел на Углянского с ненавистью. Из этого дома он отправил в тюрьму Надежду Александровну. У этого дома я бросился под полицейский тарантас, в котором он скакал, чтобы арестовать Макарыча, Акимкиного отца, дядю Сеню. Мне хотелось подойти к нему, что-то сделать: ударить, плюнуть в лицо. Однако будто кто-то внутри меня предупреждающе внушал: «Не надо горячиться, не надо».
Григорий Иванович продолжал разговаривать с Углянским и будто сочувствовал ему:
И тестю, поди, обида. Правда, из купцов-то он сам вроде выбыл. Но все же фамилия по* Балакову известная. Охромеева тут не то что собаки, вороны и те знают.
На каком основании вы так со мной разговариваете? — выпрямившись и сверкнув глазами, спросил Углянский.
—А что? — в свою очередь с удивлением спросил Чапаев. В эту минуту прибежала Наташа. Следом за нею вошел
Александр Григорьевич. И тут же у косяка двери появился Махмут Ибрагимыч. Удивительно! Будто он стоял там давно, внимательно рассматривая всех и чего-то выжидая.
Наташа прошла через горницу и села рядом с бабаней, прислонившись к ее плечу. Александр Григорьевич снял кар туз, поправил свои вислые усы и сдержанно проговорил:
—Здравствуйте, господа! С приездом!
Горкин шевельнул локтем. Он еще никак не мог отдышаться от своего крика. А Углянский что-то буркнул себе в бороду. За всех ответила бабаня:
—Здравствуй, Александр Григорьич! Проходи, присаживайся.
Поблагодарив бабаню, Яковлев прошел к столу, сел, неторопливо достал из-за борта пиджака телеграмму, разгладил ее на столе и обратился к Горкину:
Упреждены мы о вашем прибытии, господа.
Дай сюда телеграмму! — потребовал Горкин.
Подождите, Дмитрий Федорыч. Телеграмма прислана мне...
А ты кто такой? — перебил Горкин.
Ни такой и ни сякой,— ответил Александр Григорьевич, и добродушная улыбка шевельнула его тяжелые'усы.— Яковлев я буду. Председатель Балаковского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. А вот этот человек,— кивнул он на Григория Ивановича,— мой заместитель товарищ Чапаев. Мы вас с утра поджидали. Только вы с дороги к Зи-скинду завернули.
А я, кроме Зискинда, никаких председателей и Советов не признаю! — вызывающе произнес Горкин.
Ваше дело. Только Зискинд-то у нас отставлен. Он вроде бы во Временном правительстве у нас был и...— Александр Григорьевич развел руками, выпятил нижнюю губу так, что она приподняла его нависшие усы.— Не пойму я, господин Горкин, чего вы от него добиться хотели.
А вот этого хлюста допросить,— ткнул в меня пальцем Горкин.
Это насчет семиглавских нетелей? — скосил глаза на Горкина Александр Григорьевич.— Так Роман о них ничего не знает.
Но кто-то же должен знать, черт возьми! — опять вспылил Горкин.— Я же в воры своего собственного добра попадаю.
Не кричите,— спокойно заметил Александр Григорьевич— Хут вашего крика никто не боится. Вместе с вами и честные, можно сказать, благородные люди в воры зачислены.
Ты мне загадки не загадывай! — вскочил Горкин.
Говорю, не кричи. Хочешь толком знать, пойдем ко мне в Совет.
Идем, дьявол тебя бери! Пойдем! — махнул Горкин Углянскому.
Проводи их, Григорий Иваныч,— указывая глазами на дверь, тихо сказал Александр Григорьевич, а Ибрагимыча поманил пальцем, приказал: — Езжай к Зискинду. Там горкинекая тройка; скажи кучеру, чтобы он ее к Совету подавал, А ты, Ромашка, вот...— Яковлев достал из кармана газету, развернул на столе и указал на статью, обведенную синим карандашом.— Вот, читай, все понятно будет... Заголовок статьи будто кричал: сарынь на кичку!