Не страшно
Нет, страшно бывало все равно.
Особенно ночью, когда нет никого, а под кроватью, кажется, сидит кто-то черный и только ждет, чтобы ты спустил вниз руку или ногу. Тогда бывает страшно. Или если уже темно, а надо зайти в комнату и включить свет. И тут тоже бывает страшновато. До мурашек холодных по всей спине, до пота. Но это все в темноте или когда один. А если в ту же комнату зайти с братом, то даже смешно на него смотреть — он так боится! И если с родителями… С ними ничего не страшно, но они же большие. И еще не страшно почти, когда на свету и с друзьями.
Когда Сашка с Васькой залезли на самую высокую деревянную лестницу, а потом стали ее раскачивать — было совсем не страшно. Обидно было, когда ругали и когда наказывали, но только не страшно. И с качелей железных прыгать — не страшно. Надо раскачаться сильно-сильно, упираясь ногами в край сидения. Можно так сильно, что даже почти вниз головой получаешься. А потом, когда поднимаешься верх, надо оторвать руки и сильно оттолкнуться. И тогда летишь далеко-далеко. Главное — не упасть сразу. Потому что, если сразу близко упадешь, тогда качели, возвращаясь, могут по спине съездить. Или даже по голове. И тогда останешься дураком до конца жизни. В Сашкином дворе жил дурак. Он был большой, почти как папа. Толстый. И всегда улыбался. А разговаривать не умел, но пытался, и приставал, если его не погнать. А погонишь — обижался и убегал домой.
Еще не страшно было совсем смотреть вниз. То есть, сначала-то было немного страшно, но когда Васька первым залез, а потом спросил сверху:
— Ты, что, забоялся, что ли?
…Ну? Тут бояться сразу и перестал.
Сашка тоже залез наверх. На самый верх забора, который был вокруг всего детского сада. Забор у них был из бетонных плит, сплошной. Наверху было просторно и ветрено. И еще забор сверху казался очень узким. То есть плита бетонная была такая тонкая, что только ногу поставишь, а она даже слегка выпирает справа и слева.
— Пошли! — сказал Васька.
И они пошли. Они решили обойти вокруг всего детского сада по забору, не спускаясь, по-честному. Спуститься придется все равно там, где ворота и где машины заезжают, но это будет тоже по-честному. По воротам просто не пройти, они с острыми железяками вверх. А пройти по всему забору было надо… Ну, потому что надо. Вот надо — и все. Они тогда первые так сделали, а потом-то все так стали залазить и ходить друг за другом, цепочкой, ставя аккуратно ноги одну за другой и слегка расставив руки в стороны. А Светка — у нее ноги совсем маленькие — даже бегала по верху.
И никто не боялся совсем.
…И кровь — совсем не страшно. Летом с разбегу если нога подвернется, и как полетишь вперед, закрывая глаза, выставив руки, а потом и колени, и локти, и ладони — все в коросте и болячках. И не страшно ничуть. Даже когда бутылкой порежешься на пляже, и кровь сильно идет. Это больно, но не страшно. Только девчонки боятся крови. А у пацанов у всех на коленях короста. И ее можно отколупывать с краю, где она уже загибается, а под ней розовая кожа. И если уже загорел, то потом как шрамы до следующего загара остаются. Белые такие отметины.
Летом кровь сразу становится черной, когда капает на землю или на асфальт. А зимой она долго держит цвет. Прямо как гуашевые краски. В самый мороз перед садом стали делать большую фигуру Деда-Мороза и Снегурочку. Все из снега. А то, что мороз — даже здорово. Крепче. Чтобы снег клеился, чтобы можно было лепить, из кухни таскали ведрами теплую воду. Можно было и холодную, но тогда замерзали руки у воспитательниц, и работа тормозилась. А так они после завтрака начали, и все им носили снег на санках и лопатками, а к вечеру совсем закончили, даже покрасили. Красили гуашевыми красками, разводя их тоже теплой водой, в потом делали красный нос, синюю шубу, черные глаза делали. И когда уже закончили, и все ведра унесли, и все ушли на ужин, то вокруг ярких снеговиков остались пятна краски — до самой весны.
Вот и кровь зимой тоже остается красной долго-долго.
Сашка зажимал нос шарфом, но кровь лилась и лилась, шарф был уже весь промокший, и капало на снег. Просто он стоял тогда возле простейших детских качелек, ну, когда просто длинная доска на упоре и надо с двух сторон садиться и отталкиваться от земли. Вот Сашка стоял, а Васька подбежал и прыгнул на другой конец. И Сашке концом доски прямо по носу.
И вовсе не страшно. Больно сначала до слез. Как вспышка в голове. А потом просто обидно, потому что весь шарф промок и левый рукав, которым он подтирал под носом — тоже в крови. А значит, гулять больше нельзя, и придется идти домой. А там мама будет ругаться и спрашивать, как и что произошло. Как будто главное не в том, что кровь не останавливается, а в том — кто разбил нос. Да какая разница?