А девчонки испугались крови Девчонки крови боятся.
Сашка брел домой, шмыгая носом, придерживая под ноздрями шарф, уже весь жесткий и липкий, а кровь все не останавливалась и не останавливалась.
И все равно не страшно.
Переезд
Сашка ходил и прощался со всеми. Он постучал к соседке тете Нюре и сказал ей солидно:
— До свидания.
— Уезжаете, — вздохнула тетя Нюра, которая иногда сидела с Сашкой, когда садик был закрыт или, когда он болел.
— Переезжаем, — вздохнул Сашка.
Им дали новую квартиру. Свою, двухкомнатную. Сашка там еще не был, но знал, что в одной комнате будет жить он. Один в комнате. Но это только пока брат не родится. Вот тогда они будут жить вдвоем, как братья.
Потом Сашка постучал к другим соседям. Но там не открыли, потому что был рабочий день, и все работали. Сашка походил по коридору, повздыхал, посмотрел в окно на кухне, которое выходило в торец дома. Из окна был виден соседний — такой же двухэтажный. Там дальше за ним стоял большой белый с колоннами Дворец Культуры. И перед ним на площади — большой фонтан. На фонтан можно было ходить только со взрослыми, потому что через дорогу.
В их комнате шумно возились, что-то увязывала мама. Она сказала, чтобы он пока не мешал. Вот он и ходил по коридору.
А потом пошел на улицу. По темной широкой лестнице через душный влажный подъезд — кто-то помыл бетонный пол, и лужицы воды еще не высохли, через скрипучие двери, которые придерживались тяжелой пружиной и куском резины, вырезанным из настоящей шины.
На улице было лето и было солнце.
Направо — это как раз к выходу из двора. А там на улицу и к фонтану, где брызгаться можно и бродить по теплой воде. Направо Сашка не пошел. Налево — там вход во второй подъезд, в котором жили только взрослые, и не с кем было дружить. А потом там такая лужайка, заросшая ярко-зеленой травой и белыми-белыми одуванчиками. Ветра между домами не было, поэтому одуванчики держались долго. Надо было сорвать одуванчик, подойти к кому-нибудь и сказать:
— Открой рот — закрой глаза.
Всегда открывали рот и закрывали глаза. Потому что это такой пароль. Это значит, чем-то вкусненьким угостят. Например, тянучкой. Тянучка была самой вкусной и самой лучшей конфетой. Ее можно было пожевать, а потом растянуть в тонкую нить, чуть не на ширину рук, а потом сложить и снова пожевать. И так пока она вся не съестся, эта конфета. Или могли дать подушечку с повидлом. Или морские камушки с изюмом внутри. Ну, мало ли еще что.
И вот тут, когда он откроет рот, надо быстро сунуть в рот одуванчик. И быстро-быстро убегать, пока отплевывается. Убегать и прятаться. Почти до завтрашнего дня. Шутка получалась смешная, но только на один раз. Больше никто не попадался. Сашка сам всего раз попался, когда Васька так пошутил. Но Васька бегал быстро, как Сашка. И они носились долго по двору друг за другом. А потом Васька остановился и сказал:
— Мир, Сашка?
И Сашка подумал, что, конечно, мир. А что, драться, что ли? Это же шутка!
Во дворе никого не было, потому что мальчишки и девчонки все были в саду, а взрослые — на работе. Тихо было и как-то сонно. Это из-за того, что в саду в это время как раз обедали и ложились спать. А Сашка сегодня, как взрослый — он спать днем не будет.
Он постоял у подъезда, по-взрослому облокотившись о стену, отставив ногу в сторону.
Потом пошел прямо.
Прямо были сараи, где каждому из домов, окружающих двор, давали свое место для разных припасов и для дров. Сараи грелись на солнце, пахли древесиной, смолой и дегтем. Снаружи доски покрасили черным варом, и это черное вскипало на солнце и тянулось толстыми каплями, которые можно было отрывать и тоже жевать. Как тянучку. Но только не сладкую. И еще зубы становились черными от этого. И взрослые ругались.
Между сараев гулял страшный индюк.
У соседних сараев был петух. Туда Сашка просто не ходил. Он однажды бежал мимо, так петух кинулся со страшным клекотом, и Сашка еле-еле убежал. Теперь он туда даже не заглядывал. А у их сараев иногда выпускали индюка. Страшного, с красной соплей под клювом. Индюк сердился, мотал головой и ворчал.
Еще в сараях держали коз, и у кого-то был даже поросенок. Поселок был еще совсем новый, почти как деревня. Только центральные улицы были как в городе. Но пока без сильного движения. Вернее, машин вообще не было. Была одна Победа, на которой ездил директор. И еще грузовики иногда проезжали. А потом — тишина.