И вот он начался — первый настоящий день летних каникул!
Сначала Сашка достал из-под крыши кухни засунутый туда еще в прошлом году старый немецкий штык. Штыки у немцев были плоские, как ножи, с длинной удобной рукояткой. Этим штыком он поковырял землю под яблонями, но патронов пока видно не было, и он только перекинул шланг в другую лунку. Сходил, проверил, растет ли крапива за домом. Крапива разрослась, и он немного повоевал с ней, срубая жирные зеленые стебли. Оттуда он вернулся к яблоневому саду и проверил, стоит ли все еще старая железная кровать в дальнем углу. Там они однажды ночевали с Васькой в прошлом году, когда тот приехал в гости. Спать там не удалось из-за комаров, но зато было весело и немного страшно. А за кроватью стоял чугунный стульчик. Дедушка говорил, что это от трактора, но Сашка точно знал, что — от танка. Так всем и рассказывал. Тут же была война, и поэтому везде есть патроны в земле, немецкий штык, сиденье от танка, и еще поэтому не разрешают ходить далеко в степь, потому что там есть мины. Из сада мимо курятника поднялся к сараю и нашел под его крышей два новых осиных гнезда.
Ос он не любил, они все время лезли во все сладкое, и еще они могли ужалить. Сашка размахнулся, воткнул в одно гнездо штык, а сам отбежал в сторону. Осы поднялись и, жужжа, какое-то время рыскали, ища обидчика. Как только успокоились, он подскочил к штыку и резко дернул вниз за рукоятку, отделяя бумажное гнездо от крыши. Гнездо упало, он выскочил на улицу и прикрыл за собой дверь, щурясь на солнце.
— Ты чего там? — раздался из курятника дедушкин голос.
— Осы, — солидно и веско сказал Сашка.
— Правильно, побей их, побей…
Он так же свалил и второе гнездо, а потом, когда осы улетели, вынес гнезда на солнце и расковырял их, интересуясь внутренним строением. Как осы строят гнезда, Сашка уже знал: прочитал в книжке про Карика и Валю.
Обошел сарай, постукивая штыком по побеленной неровной стене. Дядя Ваня говорил, что в одной из стен, где-то наверху, он замуровал кавалерийский карабин и обрез винтовки. Давно, еще в войну. Звук ударов везде был одинаков, и Сашка, обежав сарай, подошел к огромной бочке. Вернее, это даже не бочка была, а два бетонных кольца, установленных друг на друга и залитых водой. Это был настоящий бассейн, в котором можно было купаться, если не ходить на пруд.
Сашка постоял, смотря в воду. После той книжки он уже различал, где тут водомерки, а кто — личинка стрекозы. Пауков видно не было. Пауков Сашка не любил и боялся. Он всегда ходил с Любой и с Людой «выливать» тарантулов, но всегда это было страшно, когда из черной норки вдруг выскакивал огромный лохматый паук.
Узкой тропинкой вдоль огорода Сашка прошел «на зады». Там была балка, в которой протекал маленький ручеек. Вся балка заросла вишней. Когда она поспевала, то отсюда ее носили ведрами. Он прошел вверх по течению, посмотрел по сторонам, не обвалилась ли где земля на крутом откосе. Дядя говорил, что там был немецкий блиндаж, в котором лежали пулемет, автоматы и много патронов, но места не показывал.
Потом Сашка слазил на большую вишню и посидел в развилке веток, поев немного вишни. Спустился, потыкал штыком в мягкую сырую землю. Тут не вырыть окоп — сразу зальет. Прошел к котловану, из которого все село раньше брало глину. Стены его были твердыми, ссохшимися под солнцем, а по краям росла сильно колючая шипастая трава, поэтому он не полез туда, потому что был без обуви.
С края оврага бы виден центр села, где ходили люди, ездили какие-то машины, а тут стояла тишина, и только где-то в синем-синем небе журчал жаворонок.
Сашка вдохнул всей грудью и улыбнулся. Здесь все было своим. А завтра опять обещали привезти друга Ваську, и тогда они выкопают и окопы, и блиндажи, потому что дедушка давно разрешил копать везде, где нравится и где ничего не посажено.
Он еще повтыкал штык в землю, а потом полез наверх, обратно к своему дому. Уже вечерело. День пролетел незаметно, а он даже еще не выходил на улицу и не здоровался с местными пацанами.
Зуб
Сашка ходил и ныл. Ему было завидно. Все ели свежие яблоки, которые прислала бабушка в посылке, пересыпав их опилками, а он не мог. У него шатался передний зуб. Сверху. Вот если пальцем, правой рукой, в рот ткнуть, то сразу в него и попадаешь.
Зуб зашатался еще вчера. А сегодня его можно уже было двигать туда-сюда даже и не пальцем, а просто языком. Сашка ходил и иногда прищелкивал языком, когда он соскальзывал с вдруг наклонившегося вперед зуба.
Шатать его было больно. Но не так больно, как если проехаться коленками по асфальту. И не так, как если стукнуться носом о качели. А как-то сладко и страшно. Вот чуть-чуть — почти и не заметно. А чуть сильнее — и сразу появляется тягучая боль. Мама говорит, что надо просто повернуть и дернуть. Но это слишком больно и слишком страшно. Сашка пробует зуб пальцем: зуб качается так сильно, что почти ложится плашмя в рот. Но не вылазит. А потянуть — больно. Больно и страшно.