А тут поют!
Подкравшись тихонько, мы стали слушать лесную музыку, любоваться веселыми, нарядными музыкантами.
Неожиданно лесной концерт был испорчен. По нашим следам примчался мой охотничий пес Фомка. С высунутым мокрым языком он стал носиться под деревьями и распугал соек. С тревожным криком они разлетелись.
Мы очень рассердились на глупого Фомку.
***
Три сойки
Юрий Коваль
Когда в лесу кричит сойка — мне кажется, что огромная еловая шишка трется о сосновую кору.
Но зачем шишке об кору тереться? Разве по глупости?
А сойка кричит для красоты. Она думает, что это она поет. Вот ведь какое птичье заблуждение!
А на вид сойка хороша: головка палевая с хохолком, на крыльях — зеркала голубые, а уж голос, как у граблей — скрип да хрип.
Вот раз на рябине собрались три сойки и давай орать. Орали, орали, драли горло — надоели. Выскочил я из дому — сразу разлетелись.
Подошел к рябине — ничего под рябиной не видно, и на ветках все в порядке, непонятно, чего они кричали. Правда, рябина еще не совсем созрела, не красная, не багряная, а ведь пора — сентябрь.
Ушел я в дом, а сойки опять на рябину слетелись, орут, грабли дерут.
Вслушался я и подумал, что они со смыслом трещат.
Одна кричит:
«Дозреет! Дозреет!»
Другая:
«Догреет! Догреет!»
А третья кричит:
«Тринтрябрь!»
Первую я сразу понял. Это она про рябину кричала — мол, рябина еще дозреет, вторая — что солнце рябину догреет, а третью не мог понять.
Потом сообразил, что сойкин «тринтрябрь» — это наш сентябрь. Для ее-то голоса сентябрь слишком нежное слово.
Между прочим, сойку я эту заприметил. Слушал ее и в октябре, и в ноябре, и все она кричала: «Тринтрябрь».
Вот ведь глупая: вся-то наша осень для нее — тринтрябрь.
***
Зимние пересмешники
Леонид Семаго
В конце февраля, в тихие ясные дни, когда ладонь уже ощущает тепло нагретых стволов сосен, у соек приходит пора подыскивать пару и создавать семью. Еще никто не заявлял прав на владение гнездовой территорией. Открытая неприязнь друг к другу, ссоры и драки между самцами исключены. Искусство полета показать негде, да и не настолько высоко оно. Громким криком не удивишь. Остается заслужить благосклонность чем-то приятным, и ради единственной слушательницы в лесу устраивается настоящий концерт. А уж на том концерте кто во что горазд.
В ее небольшом певческом окружении есть и настоящие таланты, которые могут покорить самых придирчивых знатоков птичьего пения, есть и робкие новички, у которых кроме непонятного щебетания, шипения и взвизгивания ничего нет. Соек природа одарила не только пестрым нарядом, но и талантом пересмешничества. И каждый поет то, что понравилось ему самому и чем он рассчитывает произвести впечатление, вплоть до совершенно невероятного и несуществующего в окружающей природе смешения звуков.
Поющий самец выглядит комично головастым, потому что перья на голове у него стоят почти торчком, В эти минуты он настолько занят ухаживанием, что теряет обычную осторожность и позволяет смотреть на себя вблизи. Видно, как трепещет перо на горле, а до слуха долетает однотонное мурлыканье с ритмичным позвякиванием чайной ложечки о край тонкого стакана, шепелявое причмокивание с протяжным мяуканьем и что-то вовсе неузнаваемое. Поет, как и многие пересмешники, вполголоса и даже тише, чтобы, наверное, не сфальшивить.
Иногда произношение чужого может быть безукоризненным, и тогда сойка орет в полный голос, с изумительной точностью, хотя и не к месту, не к случаю повторяя других птиц. Однажды мглистым осенним утром услышал я, как в отсыревшем за ночь сосняке кричал домовый сыч. Настолько натуральным и неподдельным был сычиный вопль, что не вызывал сомнений. Правда, место было неподходящее для сыча, да и светло все-таки. Но когда оттуда же сверху гаркнул рассерженный индюк, все стало понятным: какая-то бродячая сойка вспоминала соседей. Другая приводила всю округу в смятение голосом ястреба-тетеревятника, но тут же портила впечатление собственным криком. Третья любила мяукать по-кошачьи, сидя на дереве против крыльца кордона. Но как только на крылечке появлялся кот, она прекращала мяуканье и, перескакивая с ветки на ветку, поднималась повыше.