— Ты хочешь переложить ответственность на меня! — воскликнула Клеопатра.
— Клео, — уже более ласково воскликнул Рональд, — ты должна помочь мне.
— Ты должен помогать себе сам, я слишком слаба, чтобы помочь тебе, к тому же я не знаю, в чем заключаются твои проблемы.
— Я не хочу тебе обо всем говорить, — признался Рональд.
— Ну так вот, когда ты решишь для себя все сам, решу и я, — Клеопатра поднялась, но Рональд не выпускал ее руки.
— Подожди, я должен еще побыть с тобой.
— Я не могу, это неприлично, ведь дядя и миссис Макинтош подумают о нас плохо. И так уже в обществе идут всякие пересуды.
— Это все потому, — воскликнул Рональд, — что мы еще не объявили о своей помолвке. Ты сама не знаешь, чего хочешь.
Рональд все более и более распалялся. Его щеки побледнели, глаза сузились, и Скарлетт с ужасом поняла, как мало нужно человеку, чтобы от разговоров о любви перейти к упрекам.
— Клео, пойми, женясь на тебе, я не делаю никому одолжение, я не пытаюсь таким образом наказать себя за беспутную жизнь. Неужели ты не хочешь, чтобы я был счастлив?
Клеопатра стояла, задумавшись.
— Ты разрываешь мое сердце, — призналась она, — ведь я так люблю тебя и именно поэтому не хочу стать причиной всех твоих несчастий. Ведь потом уже ничего нельзя будет изменить, а сейчас, Рональд, подумай, подумай хорошенько, так ли ты хочешь на мне жениться?
— Но ведь мы уже помолвлены.
— Вот это как раз и можно изменить. Конечно, будет скандал, но я смогу пережить его, если только ты, Рональд, будешь счастлив.
На глазах Клеопатры сверкали слезы.
Это была благородная девушка, готовая пожертвовать своим счастьем ради счастья любимого.
А Скарлетт вспомнила, как ее застала за подслушиванием разговоров отца Мамушка, и ей сделалось невыносимо стыдно за то, что она сейчас слушает чужие секреты.
Ведь теперь она уже никогда не сможет таким восторженным взглядом смотреть на Рональда Киссинджера, не сможет свободно говорить с Клеопатрой, ведь те и не подозревают, что ей известна их тайна.
— Ты все-таки обманул меня, — сказала Клеопатра.
— В чем?
— Ты любил ту женщину. Это только ради меня ты говоришь, что не любил ее.
— Клео, это самое страшное признание, которое я только делал в жизни.
— Я же слышала, с какой легкостью сорвались эти слова с твоих губ, — отвечала девушка.
— Нет, ты даже себе не представляешь, — Рональд сжал ее руку. — Вот представь, что тебе пришлось бы сказать, что ты не любила меня.
— Значит, все-таки ты ее любил, — прошептала Клеопатра.
— Я уже жалею, что признался тебе в этом. Но если ты считаешь, что обманывать лучше, чем говорить правду, я скажу, что любил ее, но только это будет ложью, Клео.
— Ложь… правда… — задумчиво проговорила девушка, — но если они в прошлом, то какое это имеет значение.
— Да, Клео, какая разница, что было когда-то? Главное, что мы сейчас с тобой, что я люблю тебя, а ты меня, что мы помолвлены.
— Я подумаю, — негромко сказала Клеопатра, а потом забеспокоилась. — Мы, в самом деле, долго находимся наедине, нам нельзя этого делать, ведь о нашей помолвке еще не оповещен свет.
— Но ведь ты у своих родственников, и они прекрасно поймут тебя. Чтобы мы привыкли друг к другу, они и пригласили нас сюда.
— Да, дядя очень добр ко мне, но я не могу понять одного, Рональд, почему он так предвзято относится к миссис Берлтон? Ведь она милая женщина.
При упоминании о миссис Берлтон Рональд Киссинджер вздрогнул.
Но Клеопатра не видела этого, она смотрела в застекленный купол оранжереи на птиц, гуляющих прямо по стеклу.
Скарлетт слышала цоканье их коготков и легкие удары по стеклу, словно бы птицы хотели преодолеть невидимую для них преграду и попасть сюда, где растительность была пышнее, чем на улице, где цветы были больше и ярче.
— Да, она милая женщина, — немного протяжно проговорил Рональд Киссинджер, в его голосе слышалось дрожь.
— Мне так жаль ее, — сказала Клеопатра, — она по-своему несчастная женщина.
— Ты осуждаешь ее? — спросил Рональд.
— Я не могу никого осуждать, ведь для этого нужно пережить подобное. Быть может, она любила того человека.
— А я восхищаюсь ее мужем, — сказал Рональд Киссинджер. — Знать, что твоя жена предпочла твоего секретаря…
— Он мужественный человек, — сказала Клеопатра, — но я не могу осуждать миссис Берлтон.
— А ты что, восхищаешься ею? — осторожно спросил Рональд.
Клеопатра стояла все так же задумавшись, перебирая в пальцах оборки платья.