После недельного отдыха пошла обычная жизнь. В шесть утра подъем, наряды, караульная служба, учеба, политзанятия, кинофильм или концерт в клубе, вечерняя поверка.
Однажды в красном уголке Бесперстов собрал открытое партийное собрание — приехал представитель политуправления Карельского фронта первый комиссар «Красного онежца» Владимир Ильич Васильев. Это была задушевная встреча. Васильев обрисовал обстановку на фронте, рассказал о славных делах партизан Белоруссии, Украины, о том, как бьют захватчиков другие партизанские отряды Карелии, назвал многих отличившихся бойцов отряда «Красный онежец».
После его доклада стали выступать партизаны. Говорили многие, каждое слово шло от сердца. Виктор тоже поднял руку.
— Прошу дать возможность отомстить за смерть моей мамы. Прошу больше не оставлять меня в тылу, в Лехте. Хочу идти вместе со всеми и бить врага…
Горло сжало, он попытался проглотить тугой комок, но не смог и сел. Васильев молчал, нагнув голову. Он знал Виктора еще до войны, помнил Ольгу Федоровну и сейчас впервые услышал о ее смерти.
— Мы тебя понимаем, Виктор, — сказал тихо Бесперстов. — Чувства эти близки всем нашим бойцам, и все мы будем мстить за Ольгу Федоровну, за славных героев-тимофеевцев, за других, кого сегодня нет с нами. Но бить врага, Виктор, будут взрослые, а ты помогай им, как помогал до сегодняшнего дня. Понял?
Во второй половине августа отряд снова выступил в поход по вражеским тылам. Виктору же дали десятидневный отпуск для поездки к бабушке в Беломорск.
Там он пробыл педелю, заскучал и вернулся в Лехту. Охранял склады и казармы, ждал возвращения отряда. Времени было много: перечитал тоненькие книжечки — приложение к журналу «Красноармеец», старые газеты, что лежали в красном уголке. Жил как все, кто был оставлен в Лехте, подчиняясь общему распорядку, жил на виду, и все же была у него тайна.
Иногда по вечерам наваливалась тоска. Он ложился на нары, укрывался с головой, пытался заснуть. Потом начиналось что-то странное: слышались чужие голоса; колыхались бегущие фигуры, размытые, словно в тумане; рвались вперед, наклонив к земле оскаленные, вспененные пасти, черные овчарки. Виктор поворачивался на другой бок, но видение не уходило, и он сползал с нар, вглядывался в темные углы комнаты, ощупью доставал из вещмешка гранату, подаренную Прониным, хотя у него были свои законные партизанские «лимонки». Запала в той гранате не было, зато была рубчатая чугунная рубашка, и граната стала тяжелой, удобной для броска. Совал ее за пояс, туда, где уже висел финский нож, подаренный Скоковым в черный памятный день, и выходил.
У самого леса стояла брошенная карельская изба, за ней гребенкой высились ели, четко пропечатываясь на кровавом закате. Подходя к избе, Виктор преображался, теперь он шел тихо, как моросящий олонецкий дождик. У крыльца замирал, прислушивался. «Они» пели! Они горланили, как всегда, бойко подыгрывая на губных гармониках. Виктор не торопясь доставал гранату, резко поворачивал ручку — ставил на боевой взвод и рывком открывал дверь в сени. Граната летела в черную пустоту. Выждав мгновение, Виктор проскальзывал в сени и, распрямляясь, изо всех сил вонзал нож в старый армяк, висевший на гвозде слева у входа.
— Вот вам, вот вам, — шептал он, взмахивая еще и еще раз ножом.
Острая сталь пробивала ветхую одежку, входила в. трухлявую бревенчатую стену. Отдышавшись, Виктор ощупью находил свою гранату и, скользя вдоль сеней, входил в просторную кухню. Ногой ударял в дверь — за столом в горнице сидели «они». Четверо, пятеро, десять!
— Руссише партизанен! Доннер веттер! Перкеле!
— Та-та-та! — стрелял Виктор из «автомата», схватив аккуратную лопату, которой сажали хлебы в русскую печь.
А по горнице метались перепуганные офицеры в серебряных узких погончиках, с черно-белыми крестами на кителях мышиного цвета. Нож Виктора летел, посверкивая, словно огромная стрекоза, и попадал прямо в заплывшую шею толстого офицера — таким он представлял себе коменданта Лувозерского гарнизона…
Дни проходили в тревожном ожидании. Когда же придут, когда? Все ли хорошо? Снова Виктор встречал отряд за околицей. Потом топил баню, слушал рассказы, бегал в клуб узнавать, будет ли завтра кино и какое, помогал готовить на кухне праздничный обед, разносил по комнатам письма.
С первым снежком в Лехту приехали член Военного совета Карельского фронта Куприянов, начальник штаба партизанского движения Вершинин. Их встречали полковник Горохов, капитан Кравченко.