Нина слушала, но ее отвлекала тонкая бумажка, на которой написано было машинкой: борщ украинский, котлеты, бифштекс с макаронами, яичница, компот из свежих яблок… Нина читала краешком глаза, и у нее все сильнее кружилась голова.
Оля принесла большой поднос, дымящиеся тарелки громоздились друг на дружке.
Майор долго глядел на Нину — как она бережно несла ложку ко рту, как незаметно собрала крошки хлеба и, отвернувшись, бросила в рот.
— Ты, видимо, давно не ела? — спросил Винницкий, когда Нина вытерла губы краешком ладони.
— Я из Ленинграда, — сухо сказала Нина. — Меня вывезли этой зимой. Мама умерла от голода, отец погиб на фронте. Живу у тетки, здесь недалеко, в поселке, но там не до меня, своих едоков хватает.
Теперь майор Винницкий регулярно приводил Нину в столовую, встречал у проходной, там же и прощался. Студено бывало по утрам, когда Нина уходила бесцельно бродить по улицам, иногда рисовала березы, реку, показывала Винницкому. Однажды майор пришел озабоченный, Нина почувствовала это, но спросить не решалась.
— Я улетаю и хочу тебя познакомить с Гризодубовой.
Они пошли к штабу, но там никого не было — комполка провожала самолеты на старте.
Винницкий глянул на часы, показал на заходящее солнце и сказал, чтобы Нина дождалась и все без утайки рассказала Гризодубовой. Ждать пришлось недолго. К штабу подкатила черная лакированная эмка, за рулем сидела женщина в военной форме. Быстро выскочив из машины, она скрылась в темноте коридора. Нина пошла за ней, постучала в дверь кабинета, открыла и сказала:
— Здравствуйте, Валентина Степановна. Это ведь вы?
Гризодубова, крепкая, подтянутая, в черном берете, в кожаной портупее, подняла голову от бумаг, лежавших на столе:
— Здравствуй. Я Валентина Степановна.
Нина большими глазами глядела на посверкивающую звездочку Героя, на орден Ленина, на депутатский значок.
— Я пришла к вам, чтобы вы меня научили летать. Возьмите меня, пожалуйста, в свой полк, — запинаясь проговорила Нина.
— Ну что ты такое говоришь, девочка! У нас не детский сад, а авиация дальнего действия. У меня летчики с такими академиями за плечами…
Не закончив фразу, она стала звонить по телефону:
— Стороженко? Коля, зайди в штаб, у меня тут девочка, кстати, не ясно, какими судьбами проникшая на аэродром, в часть, угости ее летным пайком и проводи.
— Посиди пока, отдохни, — повернулась к Нине. — А то тебя выпусти, ты и спрячешься где-нибудь, знаю я вашего брата.
В кабинет, широко распахнув дверь, вошел полноватый улыбчивый человек.
— Это что за гость? — спросил он, кивнув в сторону Нины.
— Вот пригласи к себе, товарищ полковник, и побеседуй. Летать хочет, видишь ли.
— Сколько тебе лет? — спросил полковник.
— Четырнадцать. Скоро пятнадцать будет.
— Как фамилия?
— Чкалова, — еле слышно промолвила Нина.
— Час от часу не легче! — воскликнула Гризодубова и засмеялась.
— Тебя кто надоумил так говорить?
— Это моя настоящая фамилия. И не смейтесь. Товарищу Валерию Чкалову я никто. Мои родители погибли.
Гризодубова резко встала из-за стола, прошлась по комнате:
— Поговори с ней, Василь Васильич, может, что придумаешь, ты начальник штаба дивизии, у тебя власть.
Бегунов, так звали полковника, сказал Нине, чтобы она подождала его на дворе. Нина помялась, взявшись за дверную ручку, поглядела на Гризодубову.
Валентина Степановна улыбнулась:
— Старшина Стороженко найдет тебя.
В штабе дивизии Нина пробыла долго. В кабинете Бегунова ей стало уютно и покойно.
— Так говоришь, твоя фамилия — Чкалова? Ну что ж, самая летная фамилия, а это совсем неплохо для начала.
— Я думала, что Валентина Степановна другая, — вздохнула Нина. — Она ведь депутат Верховного Совета…
— Ну и что с того, что депутат, — перебил ее Бегунов. — Думаешь, ты первая просишься? К ней и стар и млад идет, а ей нужны летчики! Боевые летчики, ты это понимаешь?
— Понимаю, — прошептала Нина, и оба они замолчали.
— Гризодубова — человек не простой, — проговорил Бегунов уже спокойно. — Вот она тебе показалась грозной? Что ж, она и такой бывает, а бывает и удивительно доброй. Она третьи сутки не спит — у нее один экипаж из полета не вернулся. Связь оборвалась. Хорошо, если сел у своих… Но ты с ней подружишься, я заметил, ты ей понравилась, если, конечно, мы возьмем тебя. А для этого я должен знать о тебе, товарищ Чкалова, как можно больше.