— За серьезное дело берешься. Не спасуешь, ведь пройдет много времени, прежде чем тебе доверят боевое дежурство? Хватит ли терпения? Слух у нас нужен особый, если хочешь — нужен талант, наши ошибки дорого стоят.
— Я все одолею, вот увидите.
Началась новая, интересная жизнь. Когда выдавался свободный час, Мария Ивановна рассказывала о задачах узла связи, об устройстве радиостанции.
Улетают за многие сотни километров тяжелые самолеты, пересекают линию фронта, попадают под обстрел немецких зениток, охотятся за ними коршуны-истребители, но самолеты летят вперед: в глубокий немецкий тыл к партизанам или бомбить врага, и всюду за ними тянется невидимая нить радиосвязи. Обо всем сообщает на Большую землю Ли-2: как пролетел над передовой, как отбился от наседавшего «мессера», как вышел в район бомбежки, куда положил бомбы, во сколько часов и минут взял курс на родной аэродром.
Несколько полков входило в дивизию, и у каждого полка на связи были свои радисты. Мария Ивановна, а с ней и Нина были закреплены за 101-м полком, которым командовала подполковник Гризодубова. Случались дни, когда по тридцать самолетов во главе с Гризодубовой вылетали в немецкий тыл, и с каждым надо было держать связь. Над лесами, над нолями, через полстраны, заглушаемая помехами, пробивалась в Подмосковье еле слышная морзянка, выбиваемая радистом самолета, затерянного в ночном небе.
Летали ночью — так легче было уйти от истребителей, прокладывали курс подальше от городов, где могли быть зенитки, забирались на три-четыре тысячи метров. В длинную осеннюю ночь успевали иногда слетать дважды. Экипажи возвращались домой, и радисты спешили передать их радиограммы в штаб полка: «Задание выполнил. Иду на базу». Радисты дежурили круглые сутки, работали в три смены, ночная — самая главная, самая ответственная, самая нервная.
Марии Ивановне было не много лет, но за ее хрупкими плечами был большой жизненный опыт. Коренная москвичка, была учительницей, перед войной назначили директором школы. Внешне казалась сухой, молчаливой. Тут крылась своя причина: недавно, тяжело заболев, умер ее маленький сынишка, не успела прийти в себя— получила похоронку на мужа. Батькова замкнулась, ушла с головой в работу, больше ее ничто не занимало. К Нине она привыкала тяжело. Но как-то вдруг заметила, что эта робкая, растерянная девочка с такой же печальной судьбой становится ей с каждым днем ближе, роднее. Оправдался нехитрый расчет Панова: все тепло своей души Батькова стала отдавать Нине. Она водила ее в баню, плакала над Нининой худобой, расчесывала ее колючие густые волосы, учила подшивать накрахмаленный воротничок, следила, все ли съедает Нина в столовой.
За час, за два до смены они приходили на узел связи, садились к учебному столу. Нина надевала наушники, Мария Ивановна медленно выстукивала буквы.
— Одно дело на бумаге — точки, тире, другое — помнить каждую цифру и букву на слух. Помнить как бы автоматически, не раздумывать — тут же, в мгновение записать на бланке радиограммы, ибо за ней уже бежит следующая. Бывают радисты — быстрее пулемета строчат. И надо успеть, а тут еще помехи или слабый сигнал. Мы на курсах под руководством опытных радистов пели про себя буквы, чтоб легче заучить, есть специальные фразы такие. Ну-ка, слушай, что выходит: «тетя Катя», «тетя Катя» — это «ф». Есть еще «дай, дай закурить» — это цифра 7, «я на речку шла» — двойка, «баки текут» — буква «б», «идут танкисты», «и только одна» — много всякого…
В голове у Нины весь день и всю ночь роилась, жужжала морзянка, пищала комариком. Ей и сны начали сниться необыкновенные: важная, с толстой длинной косой идет к речке тетя Катя. Плавно качаются на коромысле большие ведра. И вдруг, откуда ни возьмись, навстречу ей танки — в пыли, в дыму. У переднего с лязгом открывается люк на башне, и усатый белозубый танкист, похожий на Георгия Владимировича Чернопятова, кричит: «Тетя Катя, дай закурить! Баки текут!»
Нина старалась изо всех сил, но пока получалось не ахти как. Буквы путались в голове, схватывало судорогой пальцы, сжимавшие черный, лоснящийся каштанчик ключа.
Батькова, Винницкий, Бегунов были едины в том, что Нине надо ходить в школу. Мария Ивановна как-то съездила в Москву, привезла из дому тетрадки, пенал, перья, чернильницу-непроливайку, несколько учебников, а главное — пионерский галстук.
— Я заходила в школу, здесь, в поселке, договорилась обо всем, тебя берут в шестой класс, Нина. С командованием согласовано, Бегунов так и сказал: война войной, а Нине надо учиться. И учиться хорошо — на тебя все в классе будут смотреть по-особому. «Четверки» и «пятерки» — вот твои пули по немцам.