Качество изображения с двух, как оказалось, камер было куда более сносным, чем представлялось сначала. После отделения отраженных в стекле витрины объектов от находящихся непосредственно за ним, получился пятнадцатиминутный фильм с нечеткой, но читаемой картинкой. Самым трудоемким стал процесс построения трехмерной компьютерной анимации. Будучи достаточно сведущей в возможностях компьютерных технологий, Ольга с удовольствием наблюдала за действиями специалиста, который легко оперировал сразу несколькими программными пакетами, выстраивая несвязную информацию в единую систему. Постепенно перед ней формировалась схематическая картинка происшедшего, где созданные компьютером в виртуальной среде изображения оживали, приобретая краски, звуки и связность действий. Это было захватывающее зрелище, наполнявшее трепетным восторгом.
Когда программист удовлетворенно откинулся в кресле и освободился от перчаток клавиатуры и шлема монитора, Ольга была окончательно измотанной и сдавленной усталостью, но счастливой и улыбающейся. Она искренне поблагодарила помогавшего ей специалиста и с чувством победы отправилась отдыхать. Ей не терпелось предоставить результаты Серому, который весь день одолевал ее звонками и расспросами, но так и не смог выудить ни крупицы информации. Завтра будет ее день, ее триумф, и завтра он все узнает! Он будет вынужден признать ее достижение!
* * * * *
Агент Макаревич возвращался со службы поздно. Было далеко за полночь, но городские улицы оставались шумными и людными, что не могло не раздражать агента, давно мечтающего о тишине, спокойствии и восьми часах сна. Но и теперь, вернувшись домой, он не будет отдыхать, а сядет за отчет, чтобы ранним утром предоставить его в управление Комитета общественной безопасности. Его трехдневное расследование привело к интересным результатам, которые станут еще одним кирпичиком в фундаменте грандиозного следствия, затеянного его отделом. Только это ощущение трудной, но значительной победы да еще ежечасные таблетки стимуляторов позволяли ему держаться на ногах. Последнее усилие – отчет, рапорт, несколько замечаний и предложений для старшего следователя, а потом он затребует двухдневный отпуск. Сорок восемь часов сна!
Агент непроизвольно улыбнулся, но осунувшееся лицо отозвалось на эту попытку гримасой и нервным подергиванием лобных мышц. В последний раз поморщившись от ярких рекламных вывесок проспекта, резавших воспаленные глаза пестрым мерцанием, он свернул на улицу жилого квартала, с удовольствием погружаясь в царящие тут полумрак и безмолвие. Уверенной мягкой походкой он шел краем тротуара, и по мере того как шум проспекта отдалялся, теряясь за спиной, усиливалось эхо его шагов, разносимое свежим осенним ветерком. Именно ради этой прогулки Макаревич отказался от машины, отдав предпочтение городскому транспорту и успокаивающему мраку холодной влажной ночи. Он шумно дышал, словно пил жадными глотками осеннюю ночь, и прислушивался к собственным шагам. Полузакрытые глаза скорее любовались суетой размытых теней, чем высматривали и без того хорошо известную дорогу. Вскоре даже свист далекой надземки, сверливший мозг головной болью, растаял в шорохах ночи, отпустив утомленный слух в объятия тишины. Ни одного резкого звука, ни одной яркой вспышки света...
Уже возле самого дома беспокойство агента Макаревича стало возрастать, вновь мобилизуя резервы организма. Он остановился напротив черного провала открытой двери, не решаясь войти в подъезд своего дома, и оглянулся на едва различимый контур дворика. Окна многих квартир изливали ровный, приглушенный жалюзи и занавесками свет, словно цветные луны. И только вход в его дом был съеден мраком, не позволяя поселиться там даже отблескам уличных фонарей. Агент не боялся темноты и навряд ли стал бы жаловаться утром на ответственные за беспорядок службы. Но в этот момент он не мог отделаться от необъяснимого беспокойства, поселившегося в нем, а поэтому внутренне проклял всех, по чьей вине ему придется добираться до квартиры по неосвещенной лестнице.
Ему нужен был только второй этаж, и агент решительно устремился в жерло черной двери, торопясь преодолеть последний отрезок пути. Но едва тьма поглотила его, Макаревич осознал непростительность собственной ошибки: он ухватился за пистолет сразу, как только почувствовал чье-то присутствие рядом, хотя и понимал тщетность запоздалой попытки. Чья-то мощная рука перехватила его запястье, легко отведя дуло пистолета в сторону, а другой захват сдавил горло. Задыхающееся тело судорожно билось в панике, пока твердые пальцы перемалывали кость руки и безжалостно погружались в шейные мышцы, а мозг уже обреченно засыпал, не будучи в силах сопротивляться. Дрожащее, еще борющееся тело в последний раз напряглось, выпрямилось и безвольно обмякло. Агент Макаревич бесшумно опустился на холодные ступени, заботливо придерживаемый чьими-то сильными руками.