Ольга не могла вынести более ни мгновения кошмара и потеряла сознание, провалившись в спасительную пустоту...
Ее крик неподвижно застыл в воздухе.
*****
Они сидели на скалистом берегу океана, обдуваемые соленым прохладным ветром, а далеко внизу, под их ногами пенились волны прибоя, шлифуя отвесную стену, вставшую на пути стихии. Полуденное солнце ярко вспыхивало водопадом огня на изумрудной ряби качающихся вод, отнимая зрение неистовством света. Но, не смотря на жару, духоты не было, и дышалось легко и приятно. Воздух имел неповторимый вкус, который щекотал кончик языка и раздувал легкие как паруса. Ольга никогда не была у моря, и ощущение близости водной массы такого объема поражало воображение. Увиденное ни с чем нельзя было сравнить. Океан казался живым, а простор, который он нес на своей спине, был удивительным – такого чистого и далекого горизонта она не могла видеть раньше.
– Я люблю лето,– сказал Серый, и его слова сорвались со скалы и упали в прибой.
– Эка невидаль,– прошептала женщина, отпустив голос на волю ветров.
Пенные, абсолютно белые барашки на гребнях волн полукругом обступили обрывистый берег, лениво играя друг с другом. Порой ныряли в пучину, исчезая с поверхности, а потом незаметно вздымались вновь, чтобы у самых прибрежных камней взвиться могучими рычащими чудовищами и обрушиться на крепостную стену суши. В такт их движениям раскачивалась скала, вершину которой облюбовали люди.
– Нет. Я люблю лето иначе.
Ольге захотелось опустить ноги в воду, чтобы почувствовать объятие океана, его подвижное тело, хотелось ощутить горечь морской соли на коже и поглаживание волн:
– Все его любят по-разному.
Вспомнились прочитанные книги о морях и смельчаках, бросавших вызов стихии. Казалось, она слышит треск деревянных мачт, хлопанье парусов и протяжный скрип снастей. Это трогало душу, наполняло свежестью и будило щемящую ностальгию, которая выжимала из глаз слезы. Жар сладостных рыданий родился в груди.
– Здесь солнце повсюду, и оно такое горячее, что может растопить лед смерти…
Ольга подняла голову, взглянув на ослепительный диск светила, но отвести взгляд уже не смогла. Лицо жгло, горели глаза, но она по-прежнему смотрела на яркое солнце, подчиняясь его воле. И когда белизна света приблизилась к самому краю, за которым был уже мрак слепоты, огненный шар превратился в лицо. Это был улыбающийся лик Кармины.
– Вы пришли в себя?– спросило старушечье лицо мужским голосом
И видение исчезло.
Над женщиной склонился врач, их недавний проводник. Абсолютно круглое с гладкими щеками и блестящей лысиной его лицо, действительно, походило на солнечный диск.
– Вы пришли в себя?– повторил он.
– Возможно,– прошептала Ольга.– Где я сейчас, к примеру?
– В госпитале.
– Опять?
– Увы.
– Что с моими ранами?– спросила она, проводя рукой по тому месту, где, как ей казалось, должен был находиться порез от стекла, но кожа была гладкой, без единого намека, на шрам.
– Я осматривал Вас, но никаких повреждений не обнаружил, хотя нашли Вас изрядно перепачканной кровью и без сознания.
– Да, что-то произошло,– вздрогнула женщина.– Я толком не помню – все перепуталось с моим бредом. Кажется, мне стало дурно, когда вошла в здание... Наверное, аллергия на какой-нибудь запах... А в том, что было потом, я не уверена... Валера. Что с ним?
Врач замялся и отвел взгляд:
– Ему еще относительно повезло. Его будут хоронить не в общей могиле, а по-настоящему, с почестями и ритуалами.
Ольга закрыла глаза, превозмогая дрожь:
– Повезло...– прошептала она.
– Кроме Вас там никто не выжил,– монотонно продолжал тот.– Само это уже чудо. И ни одной царапины. Но я, в принципе, зашел только убедиться в Вашем добром здравии. Там уже ожидает аудиенции какой-то беспардонный здоровяк, причем такой упрямый. Я его впущу, но есть вопрос к Вам. У нас много раненых, а медиков нет. Вы можете помочь в операционной?