– Я не понимаю...
– Чего ты не понимаешь? Ты не понимаешь, что все это происходит на самом деле? Надеешься, что это снится? Я буду твоим свидетелем! Я свидетельствую тебе, Змей! Ты жив, и живешь в настоящем аду рядом со мной! Ты этого хотел, такого свидетельства?
Ольга даже не заметила, как оставила кресло, подошла к сидящему Гранковичу и нависла над ним, сверля пристальным взглядом.
– Я не так себе это представлял,– испуганно признался он скороговоркой, от чего его слова стали неразборчивыми и звучали как перестук бильярдных шаров.– Я думал, покончу с собой еще раз в Вашем присутствии, а Вы понаблюдаете, что происходит с телом. Если придет прототип, чтобы меня оживить – значит я не безумец. А если повезет, то я умер бы в Вашем присутствии, и это означало бы, что все предыдущее было сном... Я не знаю...
И вдруг он заплакал во все горло, выпячивая нижнюю губу и корча неприятные гримасы. Сперва женщина чуть не рассмеялась, но жалкое зрелище подействовало на нее отрезвляюще. Ее странный разговор ясно предстал в ином свете, словно она наблюдала теперь за собой со стороны, и это вызвало прилив беспредметного отвращения. Она зажмурилась, сдерживая поток горячих слез. Волна странного головокружения вернула назад и вдавила Ольгу в мягкое кресло. Комната, рыдающий Гранкович, притаившийся за спиной Мазур не просто вращались вокруг нее, заковывая в круги – каждый двигался сам по себе и вокруг остальных.
Это было совершенно необычное головокружение.
– Не знаю, чем вы тут занимаетесь, ребятки,– не своим голосом громыхал военный из-за плеча, и эти звуки имели цвет, которого нет в палитре, но который мог принадлежать только Мазуру.– И знать не хочу! Но вы сидите без света, и меня это озадачивает.
Ольга подняла руку в качестве протеста. Она не хотела, чтобы включали свет, и боялась, что ее жест может оказаться тише стенаний Гранковича. Чтобы перекричать Змея, она сделала невероятное усилие, от которого зарябило в глазах, но при этом ни один мускул не дрогнул в теле. Зато она увидела глаза Мазура так близко, что они заняли все пространство вокруг. Страх перед увиденным оттолкнул назад, где поджидала предательская пропасть небытия, в которую она и провалилась.
– Что с Вами стряслось, дамочка?– кричал вдалеке чей-то угасающий голос.– Уложу-ка я Вас спать...
*****
Во сне Ольга разговаривала с Гранковичем.
Как это бывает, она отчетливо осознавала, что спит, но ничего изменить не могла, и лишенная смысла беседа длилась, казалось, вечно. Они повторяли друг другу одни и те же фразы, бесконечно пересказывали историю о древнем философе и всякий раз видели в ней новую мораль. Змей постоянно говорил сквозь слезы, а она просто задыхалась от ярости, выкрикивая ему в лицо жестокие слова. Им не приходилось слушать друг друга – в этом не было необходимости, потому что главным было выговориться самому. Сообразив это, Ольга увидела, что оба говорят на незнакомых иностранных языках, а ее фразы похожи на отрывистый собачий лай. И это, действительно, были животные звуки. Ей стало страшно – она боялась всматриваться в собеседника, чтобы не увидеть в нем Зверя. Но он был человеком, хотя и уродливым. Догадка ошеломила: Зверем была она сама!
– Просыпайтесь,– позвал голос, и Ольга устремилась ему навстречу.
Гигантское насекомое, увенчанное головой Мазура, склонилось над ее постелью и шевелило губами, произнося какие-то звуки.
Женщина закричала и проснулась окончательно.
– Поторопитесь,– просил офицер с озабоченностью на лице.
На нем был тот самый боевой скафандр, в котором он ходил в атаку в их совместной операции. Бронированный панцирь с вмятинами и угловатые отростки пулеметных стволов делали его слишком похожим на гигантского жука. Красивого и опасного жука. Только голова без шлема нарушала общую картину, лишая ее завершенности.
– Да придите Вы в себя,– рявкнул он в нетерпении.– У нас нет времени на раскачку!
– Что происходит?– переспросила Ольга, опуская ноги с кровати.
В окно вглядывалась безлунная и совершенно черная ночь.
– В городе высаживаются военные. С минуты на минуту они будут здесь.