Она ревновала и готова была излить свой гнев. Черно-зеленые волны – это был именно его цвет – кружили вокруг, смеялись и играли жестоко. Он хотел ее злить, а она жаждала его, желала впиться в эту наполненную движением изумрудную тьму, которая влекла к себе, призывно ворочаясь на постели горизонтов. И, когда она уже готова была вонзить пересохшие губы в обузданную стихию, металлический стук оборвал непрочные узы ее власти, освобождая плененную силу, которая теперь торопливо ускользала, протекая сквозь пальцы, оседая потухшей пеной.
Она застонала и обернулась. Стучала дверь.
Ее металлическая поверхность проступала сквозь слои убегающей воды, всплывая на поверхность откуда-то со дна. Из океана поднималась тесная коморка трансформаторной будки. Поблескивая высыхающей влагой и подвижными струйками стеков, встали стены и приборные панели. Океан отступил, а ревущие штормовые ветры, надрывно цепляясь за ее сознание, охрипли до обычных сквозняков, жалкие и ничтожные.
Женщина застонала, как это сделал бы любой хищник, из пасти которого вырвали добычу. Она вспомнила величие своих прозрений и подлое бегство прототипа. Тот не хотел ее обидеть – он и не знает, что это такое. Но тем больнее был его приговор, высказанный с безразличием.
Дверь заскрипела и дернулась. Кто-то снаружи пытался ее открыть.
Ольга рывком вскочила и, бросившись к входу, оттолкнула дверь. Женщина была зла.
Ей открылись рождение утра и настороженный Мазур.
Заря еще не встала, но уже успела легко оттенить надкусанный силуэтами небоскребов свод Востока, где зачинался день. Ночь еще удерживала тьму, а влажная прохлада торопилась царствовать в своих владениях перед грядущей сменой династий. Предрассветный холод ощущался как никогда остро, но утро близилось, и его вестники спешили донести эту новость.
На военном был изодранный черный плащ, из-под которого просвечивалась легкая форменная одежда, рассчитанная для ношения под скафандром, и тяжелые безразмерные ботинки с широкой подошвой без замков и шнуровки. Он сжимал в руке короткоствольный пистолет и пытался заглянуть в будку за спину женщины.
– Вы одна?– прохрипел он и закашлялся, прочищая горло.
Ольга молчала и внимательно всматривалась в офицера. Она не была уверена в нем.
– Я слышал крики,– овладел тот своим голосом.– Мне показалось, Вам нужна помощь.
– Вы что, дожидались своей очереди, или это очередной спектакль?– вызывающе спросила она, обращаясь скорее к прототипу в облике Мазура, чем к военному.– Признайся, ведь Гранковичем тоже был ты! Ты приходишь с разными лицами! Чего ты добиваешься?
Офицер удивленно посмотрел на женщину и сделал шаг в сторону, чтобы оказаться сбоку от двери и выйти из поля зрения того, кто мог скрываться в будке за спиной Ольги. Этот нехитрый и машинальный маневр военного убедил ее в ошибочности подозрений лучше, чем любые объяснения и доказательства.
– Я могу войти внутрь?– осторожно спросил Мазур.
– Нет. Я хочу поскорее уйти отсюда. Как Вы меня нашли? Хотя о чем я спрашиваю... Вы же дали мне тот кристалл. А что приключилось с Вами? Мы так резко потеряли друг друга...
Военный молчал и щурился, пытаясь рассмотреть лицо женщины, а та старалась отвести взгляд. Кое-что она не хотела обсуждать с ним.
Они так и пошли вдвоем плечом к плечу, не доверяя друг другу настолько, чтобы пропустить кого-то за спину, но и не давая лишнего повода для беспокойства спрятанным с глаз оружием. Они были так поглощены своей игрой, что не придали значения мелкому обстоятельству.
Недавно закончившийся дождь изрядно подмочил одежду военного, но женщина, вышедшая из сухого теплого помещения трансформаторной будки, была промокшей насквозь. Ее мокрые волосы и потяжелевший от воды комбинезон пахли морской водой...
*****
Гранкович встречал рассвет.
Он не был один и потому преисполнился умилением от ощущения чьей-то близости. Они сидели на скамье в скверике между двумя стенами могучих древ, обступивших аллею, которая своей перспективой упиралась в остывшую реку.