Но еще более неуместной казалась гигантская бабочка с яркими изумрудными крыльями. Она боролась с дождем, ловила порывы ветра, пытаясь реализовать свое право на полет. Однако на нее постовой, увлеченный разглядыванием девушки, не обратил внимания.
Зато сама рыжеволосая красавица, усаживаясь на заднее сиденье вседорожника, заметила чудесное явление природы. Она долго всматривалась через мокрое окошко в серое небо, провожая взглядом прекрасное крылатое существо, которое металось между палатками периметра.
– Какие красивые существа создает, порой, природа,– задумчиво прошептала она пухлыми губками.
Ее глаза были по-детски чисты и невинны, а миловидное личико светилось искренней радостью, способной вдохновить любого художника.
– Возвращаемся в лагерь на Немиге,– распорядилась рыжеволосая красавица, обращаясь к долговязому водителю.– И, Рох, на этот раз держись подальше от набережной.
– Акоста,– с упреком выдохнул долговязый.– Я же тебе объяснял. Это был не мой косяк…
Девушка не ответила.
*****
После ухода Ольги, Мазур так и просидел на берегу до самого вечера.
Он вспоминал друзей, родных, перебирал в памяти картины детства. Почему-то вспоминалось только детство.
Он жалел себя. Прощался с собой.
Река неспешно двигалась перед задумчивым зрителем. Она волновалась течениями, извивалась мутными водами, завихрялась водоворотами. Порой этот танец вздымал на поверхности покатый, едва заметный холмик, туго обтянутый трепещущей гладью. И тогда на этот холмик взбиралась редкая пена или мелкие пузырьки воздуха, весело суетясь на быстротечных склонах. А в такт им из непрозрачной глубины тянулись грязно зеленые змеи водорослей, которые лениво возлежали в течении. Но разыгранное действо флегматичных вод так и не увлекло одинокого созерцателя.
Мазур принял решение, хотя все естество противилось этому. Он ненавидел себя и собственное уродство. Он не просто хотел уничтожить себя – он надеялся уничтожить чудовище в себе.
Решительно поднявшись, военный направился к крикливой вывеске расположенной недалеко от заправочной станции, изувеченной пожаром. Запустение и следы разрухи царствовали вокруг, оставив отвратительные глазу отметины на всем. Необъяснимое безлюдье украшало мерзость общей картины.
Мазур без труда обзавелся канистрой горючей жидкости и вернулся к набережной. Его расчет был прост. Он хотел умереть быстро и безболезненно, но при этом уничтожить уже не принадлежавшее ему тело, в котором поселилась и развивалась чужая жизнь. Он не хотел оставить врагу никакого шанса, хотел унести его с собой в могилу.
Стоя на смотровой площадке набережной, военный выжидал. Он выжидал того единственного момента в жизни, когда его беспокойный дух обретет единство с самим собой, когда его воля станет единственным движущим фактором. И это произошло. Ощущение торжества над убожеством мира, над своими слабостями, наполнило душу предвкушением величайшего поступка в бессмысленной жизни, усмирило отчаяние. Он почувствовал себя очищенным, достойным того, чтобы обрести покой.
Офицер Александр Мазур не знал, сколько времени он выжидал этого состояния, минуты или часы, как не знал и того, что у его борьбы с самим собой были зрители. Отдав честь небесам, он уверенно отложил пистолет в сторону и аккуратно вылил на себя содержимое канистры, стараясь, чтобы ни одна капля маслянистой жидкости не пролилась мимо. Чтобы все его тело, каждой волосок были пропитаны горючей смесью и не дали ни одной лазейки врагу, который таился в нем. Осталось одним выстрелом в голову выбить жизнь из предательского тела так, чтобы пороховым огнем зажечь уже мертвую плоть, укрывающую чужака. Чтобы обречь эту тварь на очищающий огонь, справедливый и безжалостный.
Пребывая в радостном исступлении, военный потянулся за отложенным оружием, но не обнаружил его. Он не сразу понял, что произошло, и только отвратительный голос за спиной возвратил его в реальность, которая не хотела так легко отпускать своего подданного.