– Я знал, что она умеет только гадить,– прокомментировал повеселевший бомж и посмотрел на застывших братьев.– Расслабьтесь, близнецы. Она получила свое по заслугам, а вы, малые, в порядке. За вами и совесть водится. Вы ж понимаете, что мне и впрямь этот товарняк одному сто лет упал, а с Ядвигой были свои счеты. Я не жадный, делиться умею, да и не с руки мне в одиночку богатством жиреть. Сам ведь всего не удержу. Так что, я вас в дело беру. Вместе мы весь груз с товарняка поднять сможем! Что скажете, братки?
Ахромы угрюмо молчали и исподлобья косились на него.
– Бросьте! Дело горит, а нам еще столько вагонов потрошить. Надо поторапливаться, пока сюда все не сбежались.
– А почто сторожа замочил?– слегка оживился Носатый при упоминании о добыче.– Это же не Ядвига. Когда его хватятся – всем не поздоровится.
– Я тут телевизор смотрел,– безмятежно ответил Ворчун.– Так там говорят, что в городе уже миллион людей погибло, а то и больше. Кому он нужен? Никто и не заметит. А потом снесем его к горелому поезду, и, считай, все чистяком. Решайтесь, мужики. Я и других подельщиков сыскать смогу.
– Кто ж от дела откажется?– освоился и Лавень.– Ты только расскажи, чего задумал, а мы с тобой вместе все и обтяпаем.
– Вот теперь по существу базар пошел,– оживился бомж.– Носатого в город отправим, чтобы он Седого и Роха сюда привел – мужики надежные, помехой не будут. Впятером мы живо товарняк оприходуем и самое ценное снесем в укрытие. Пока в городе порядок наведут, мы уже миллионерами будем. Давай, двигай за ними.
– А вы чем займетесь?– не решался Носатый.
– Приберемся здесь потихоньку,– кивнул Ворчун на трупы.– И начнем добро разбирать.
– Так может, я с братаном сбегаю – быстрее управимся.
– А мне одному жмуриков таскать?
– Так и дождись нас – придем, пособим.
– Ты что, Носатый, меня за дурку держишь?– взвился бомж.– Вы слиняете, а мне тут дожидайся, легавых вы наведете или дружков каких подцепите, чтобы мимо меня товарняк сделать. Мы вместе дело делаем, или в игры играть будем?
– Не загорайся,– вмешался Лавень.– По-твоему будет. Я с тобой приберусь, а он корешей приведет. Ты только сам палку не перегни. Двигай, Андрюха.
– И смотри, Носатый, если проболтаешься там кому-нибудь,– напутствовал удаляющемуся Андрюхе Ворчун.– Я тебя за Ядвигой отправлю. И без Роха и Седого тоже можешь не возвращаться.
– Ладно,– нехотя ответил тот, выходя из ангара.
Проводив его взглядом, подельщики пошли к трупу сторожа.
– Карабин тебе на что за собой тягать?– опасливо спросил Лавень, когда, наклоняясь над телом Дробышевского, бомж перекинул свое оружие через плечо.
– Так что мне теперь его на гвоздь повесить?– съязвил тот и внимательно посмотрел на Ахрема.– Давай лучше за ноги его берись.
Увалень нехотя подчинился, но с Ворчуна глаз не сводил всю дорогу. Оба тела они снесли к огромной отстойной яме во дворе, где их слегка притопили в грязной жиже в расчете на то, чтобы потом перепрятать. Закончив дело, они присели покурить прямо на краю отстойника.
– Смотри, какие сигареты я в товарняке нашел,– сказал бомж, залезая в боковой карман тулупа.
Когда он выгибался, карабин съехал с плеча под руку, но старший Ахрем уже не беспокоился на его счет: он осторожно взял красивую пачку в руки и понюхал. Бережно извлекая сигарету, он довольно улыбнулся и был так поглощен этим приятным занятием, что не заметил, как ствол карабина уперся ему в живот, и щелкнул предохранитель.
Громкий выстрел опрокинул Лавеня, и тот, перевернувшись, упал в отстойник.
Ворчун поморщился, когда волна жара от близкого выстрела окатила лицо, и подобрал выпавшую из рук подстреленного подельщика сигарету. Он ее как раз успел прикурить, когда Ахрем, держась за живот, поднялся из грязи. Он стоял по колено в отстойнике, отрывисто дыша и яростно шевеля губами. Его глаза горели бессильным гневом, а сквозь пальцы, прикрывающие рану, сочилась кровь, смешиваясь с бурой водой под ногами. Они долго смотрели друг другу в глаза в полном молчании, словно чего-то выжидали.