– Да, в целом, тихо.
– Тихо?– округлил глаза Серый, оглянувшись назад, где уборщики уже заканчивали работу.
– Я же сказал «в целом»,– поправился парень.
– Ты мне грузишь, Демьян,– не унимался Серый.– Натурально грузишь как лоху последнему!
– Не наезжай, командир,– спохватился тот, остерегаясь, что дружки услышат тон, в котором с ним разговаривает полицейский.– Ты, конечно, в авторитете, но на меня не накатывай. Мы нормально базарим. Правильно, нет? Горло выключи, и как культурные люди перетрем.
– Все ништяк,– продолжал он после паузы.– Только тут такие непонятки начались. Гнюс со своей братвой не был большого ума и мог по водичке кого на уши поставить или леща кинуть. Но он не косячил так, чтобы его записать и кишки размотать по всей улице. На последней сходке авторитетные люди все порешали, отморозков с улицы убрали. Помнишь, сколько тогда работы твоим уборщикам привалило? Теперь все по понятиям. Мир, тишина. Бизнес надо делать культурно.
– Ты хочешь сказать, что ни у кого не было причин избавиться от них?
– Отвечаю! Если бы они кому дорогу перешли, их бы сделали начисто и не пачкали свой район. Все бы затерли, чтобы не всплыло!
– Только не загружай мне про одинокого прохожего, который замочил трех жлобов, а одного разделал как мясник котенка.
– Вонючая эта тема, скажу я тебе, эксперт,– перешел на доверительный шепот Демьян.– Тут попадалово вышло. У одного барыги из бара псина была уникальной породы, размером с маленькую лошадь! Дурной был и злой зараза: многим задницы надкусил и кобелей загрыз вагон. Из-за него иные по ночам выйти боялись – хозяин, приколист, иногда домой ее не впускал, и псина бродила по улице в тоске до утра. А позавчера, тот случай вышел, так нашли только ее башку да шерсти клок.
– К чему ты мне это рассказал?
– Не шуми, вольно, не на митинге. Здесь никто тебе петь не станет.
Демьян зло сощурил глаза, и Оля содрогнулась, увидев новое выражение безумной жестокости на лице парня, которое вполне могло объяснить его предводительство среди сверстников, хотя он и не выделялся телосложением. Увидел блеск в его глазах и Валерий.
– А мне и не нужны песни остальных,– пошел он на попятную.– Если я и буду здесь говорить с кем, так только с тобой.
Удар пришелся в цель, тем более сказано все было громко, в расчете на удаленных слушателей.
– Ты же знаешь, к тебе здесь прислушиваются, эксперт,– проглотил наживку Демьян.– Тебе доверяют, верь мне, очень авторитетные люди. И их тоже парит такой пожар в квартале. Был разговор. Из своих никто не запачкан, а чужаков здесь не бывает. Дела у нас ведутся культурно. Выходит, что стукнутый тут завелся, хотя я догадываюсь, откуда ноги растут.
– Ну и?
– Появилась на районе ведьма одна: приезжая бабка лет семидесяти, натуральная старая калоша. Заселилась в старом доме, что с пожара пустой – там, вроде, ремонт не доделали, а ей, походу, вид на жительство дали. Прикинь, одна в том доме живет и не парится. Не то, чтобы она страшная какая была, но люди ее стороной обходят. У нее каждую ночь свет горит, а сама днем не выходит. Я ее сразу на меточку взял. Во всякую там черную магию не верю – я человек деловой, но, если есть в мире ведьмы, то она первая из них. Я не удивлюсь, если Гнюса сожрала какая тварь, что она через колдовство свое вызывает.
Полицейский долго молчал, то ли обдумывая услышанное, то ли ожидая продолжения, и, в конце концов, заговорил, но так тихо, чтобы только Демьян его и мог слышать.
– Послушай, парень, я ведь твою психованную натуру знаю. На тебе четыре трупа висит, мне это известно наверняка, да времени нет копать старое. Но, если в ближайшее время старуха умрет даже своей смертью, обещаю тебе, Демьян, что я с тебя не слезу! Ты мне веришь? Я пригоню в этот квартал полк внутренних войск, чтобы у каждого мусорного бака стоял автоматчик, и месяц буду заглядывать во все окна. Только еще одно убийство! Не знаю, сколько твои «уважаемые люди» потеряют на этом, но, повторяю, я с тебя уже не слезу тогда.
Теперь лицо Серого приобрел пугающий вид, который, видимо, и снискал ему авторитет у подобных демьянов. Парень покосился в сторону Ольги, оценивая, слышала ли она оскорбительную для него тираду, и тихо прошипел: «Где залезешь, там и слезешь».