– Ну что, явилась наконец, старая кочерга? Овца ты ж заблудшая!
Повернулась Фёкла и чуть со страху не померла. Батюшки-светы! Напротив кровати в старом потертом кресле восседала её коза Люська, вся голубая от свечения за окном. Сидит нога на ногу, копытом покачивает, трубку курит и сизые кольца к потолку пускает.
Фёкла глаза протёрла, думает, исчезнет наваждение, а коза, нимало не смутившись, заявила:
– Вот, послали меня работать твоим ангелом хранителем, – Люська подняла вверх белые крылья, пошевелила перышками. – И как таких, как ты, охранять? Бегаете, от добра добра ищете, а ангелов, значит, в аренду дьяволицам сдаёте. Да ты хоть знаешь, как Клавка твоя за вымя меня дёргала? Она ж доить вовсе не умеет!
Фёкла заморгала, лепечет что-то, а Люська рога наставила на неё и продолжила читать нотации.
– Ну чего тебе дома не жилось? Огород, молоко парное, воздух свежий. Нет, попёрлась в город! Сдать бы тебя, кошёлку дырявую, зелёным человечкам. Видишь, дожидаются? Но я сегодня добрая. Даю тебе еще один шанс. И чтоб больше меня никому не отдавала. Поняла?
– Поняла, поняла!
– Да чего поняла-то? Орёшь, как оглашенная. Слышь, вроде не так много махнули вчерась за твоё здоровье, – соседка Клавдия стояла посреди комнаты. – Я смотрю – дверь у тебя открыта, и коза в горницу ломится. Ну, я её в сарайку-то и заперла. А чего у тебя телевизер не выключён? Рентиви смотрела? А я не люблю: страстей всяких напокажут, спать потом боисся.
Фёкла, уже немного пришедшая в себя, поинтересовалась:
– Степанна, а чёй-то мы за моё здоровье пили, а не за твоё?
– Ну, ты уж совсем, мать, того. Тебе ж шестьдесят семь сегодня стукнуло. Мы ввечеру начали, а о полночь и за тебя как раз тяпнули.
Ошарашенная Фёкла еле выдавила:
– Да ты что? Мне ж в том году уже… И дом… А дом как же? Его ж продали! И козу тебе…
– Никаноровна, дай я те лоб щупану, нет ли тенпературы. Ты в себе ли?
Через два часа Фёкла встречала в гости Маняшу и Васятку.
– Маманя, я что сказать-то хотел, – сказал сынок Василий, опрокинув рюмаху самогонки, – ты эта, переезжай в город к нам. На постоянное, значит, место проживания.
Ещё через час Фёклины дети возвращались в город восвояси.
Не прошло и двух месяцев, как демобилизовался Мишаня. Вернулся в отчий дом насовсем. Было теперь кому дров наколоть, огород вскопать, забор поправить.
– Мам, а что, Катюха Звонарёвская замуж так и не вышла?
– Нет, Мишань, не вышла.
– Это хорошо.
«Ох, глядишь, и внуков дождусь нашенских, деревенских», – радовалась баба Фёкла.
Да, вот еще что… Козу Люську, ангела своего, Фёкла холила и лелеяла теперь пуще прежнего.
Сказочная антиутопия
– В некотором царстве, в некотором государстве жили-были Старик со Старухой. Прожили они жизнь долгую, а детей у них всё не было.
Вот однажды и говорит Старуха Старику…
– А пойдём-ка, старый, в центр репродукции. Пусть помогут нам завести ребёночка. Хоть бы какого-никакого. Будет девочка – назовём Снегуркою.
– Да ты что, старая? Белены объелася? – возмутился Старик.
– Стоп, стоп! – седобородый карлик, похожий одновременно и на Старичка-лесовичка, и на Черномора, возмущённо смотрел на Старика. – Это же, по-моему, из другого текста! Вы, милейший, опять роль не выучили?
– Я это не специально, Никодим Пафнутьевич. Проблемы. Личного характера.
– Понимаю, – сочувствующе вздохнул режиссёр любительского театра Никодим Боровичков, недавно переживший развод. – Но у нас скоро премьера! Соберитесь, милейший, соберитесь! Так, где у нас Красавица Спящая? Вы всё спите, милочка?? Кто за вас дальше будет текст читать от автора?
Долговязая Красавица, лет шестидесяти, прокашлялась и прохрипела прокуренным голосом:
– И вот, отправились Старик со Старухой в центр репродукции…
После репетиции супружеская чета Ста́риковых, пребывавшая на пенсии и от скуки посещавшая занятия самодеятельного театра, направилась домой, в район Эрэнэс. Когда-то жители столицы тридевятого царства знали настоящее название – район Русских народных сказок, но, спустя века, позабыли. Ситуация с другими районами, кварталами и местечками обстояла не лучше. Спящая Красавица, например, слыхом не слыхивала про Шарля Перро, и не догадывалась, почему живёт в микрорайоне Перрош. А Солдат, служивший в театре работником сцены и вечно терявший своё огниво, жил в районе, названном в честь Х.-Х. Андерсена, но называемом жителями не иначе как Хахан. К слову, именно Солдат научил Красавицу курить трубку.