— Я знаю только одно: все зависит от того, сколько мы можем потратить. Мне нужны деньги на поездку. А своих доспехов у меня никогда не было, так что я полагаюсь на ваш совет, сударь.
— Ну, раз так, — протянул Осберт, — скажу прямо: я не в восторге от этих штанов. Может, тебе придется сражаться на палубе корабля или карабкаться на крепостную стену, а в пешем бою самое главное — вовремя дотянуться до соперника. Я бы не получил эту рану на стенах Йорка, будь я чуть проворнее. Сделаем подлиннее полы кольчуги и стянем их ремнями под каждым коленом: это защитит бедра и сделает тебя более подвижным, чем ты был бы в латных штанах. Я не думаю о расходах. При удачном начале похода у тебя не будет особых проблем с деньгами. Хорошо экипированный рыцарь с одним-двумя спутниками, которые будут добывать для него еду, за пределами королевства сможет прожить и без денег. Ральфу это знакомо по Уэльсу.
Ральф загоготал, но Рожер нахмурился и умолк. Не так он представлял себе жизнь рыцаря, служащего церкви, но объяснить это по-житейски мудрому отцу было бы слишком сложно.
Они продолжали спорить о лошадях и слугах. Боевой конь стоил огромных денег. Во Франции с каждого пилигрима содрали бы семь шкур. Одна надежда на то, что порода английских лошадей за последние тридцать лет сильно улучшилась. В конце концов сошлись на том, что Рожер возьмет себе объезженного Ральфом французского скакуна по кличке Жак, а Ральф съездит на конскую ярмарку в Мурфилде, что рядом с Лондоном, купит себе двухлетку и заново объездит его. Рожер не был достаточно искушен, чтобы обучить боевого коня, да и времени для этого уже не оставалось. Кроме того, ему была нужна верховая лошадь для похода и вьючное животное для перевозки грузов. Осберт был убежден, что этого достаточно, ибо чем дольше продлится поход, тем меньше корма для лошадей придется везти с собой. Он успел подумать и о спутниках Рожера.
— Тебе ни к чему смешиваться с пешей толпой, которая тут же начинает грабить своих и восстанавливает против себя местных крестьян. Возьми хорошего, честного слугу для ухода за конем и еще одного парня, чтобы он вел в поводу вьючную лошадь, если один из них сумеет чинить доспехи, тем лучше. Любой из наших крестьян с удовольствием согласится сопровождать тебя, но не следует из чистого тщеславия окружать себя толпой арбалетчиков. Вожди тут же переведут их в строй, и ты увидишь их только во время привала. Если сумеешь завоевать на Востоке какой-нибудь замок, то набрать гарнизон тебе не составит труда.
Рожеру были не по душе эти постоянные намеки. Он идет на Восток не из корысти, а из благородных побуждений. Он действительно хочет избавить христиан от их печальной участи. В один прекрасный день он скажет об этом прямо, а пока лучше промолчать.
Когда выяснилось, что молодой мессир де Бодхэм возьмет с собой только двух человек, тут же собралась толпа претендентов из числа зажиточных свободных крестьян и горожан. Идея паломничества оказалась куда более притягательной для низших классов, чем для владельцев маноров.
Осберт поговорил с каждым, потратив на это целый день, и в конце концов отобрал двоих, которые показались ему наиболее подходящими. Петр Фламандец должен был заботиться о скакуне. Он уже бывал в путешествиях, хорошо говорил пофранцузски, разбирался в лошадях, и никакая выпивка не могла свалить его с ног. Годрику из Рэя предстояло присматривать за вьюками. Он знал шорное дело и работал в кожевенной лавке, а при случае справился бы с несложным ремонтом доспехов. По-французски он знал лишь несколько слов, но, как потомственный горожанин, умудрялся объясниться с любым непонятливым иностранцем. Оба были молоды, сильны, жизнерадостны, деятельны, и хотя ни у того, ни у другого не было никакого оружия, кроме ножа и дубины, Осберт счел, что это и к лучшему.
— Командирам не придет в голову сделать их арбалетчиками, а сами они будут знать, что заниматься грабежом с таким оружием небезопасно. Лучший слуга — слуга безоружный!
К началу июня стал вырисовываться замысел предстоящего похода. Клермонский собор назначил выступление на пятнадцатое августа, день Успения Богоматери. Решили, что к этому сроку большинство знатнейших лордов будут полностью готовы выступить. Не вызывало сомнений, к какому отряду присоединится Рожер: нормандский герцог дал обет и заложил свои земли, чтобы выручить требуемую сумму. Он был законным главой всех нормандцев, где бы они ни жили, и любой рыцарь посчитал за честь служить лорду, принадлежащему к столь знатному роду. Вопрос заключался только в том, на каких условиях будет служить ему Рожер.
— Тебе придется дать что-то вроде клятвы, — сказал отец. — Постарайся не брать на себя слишком много. Было бы глупо отправляться на Восток на свой страх и риск, особенно без денег, хотя безденежье и добавляет прыти при захвате богатых земель. Герцог должен заботиться о пропитании своих спутников — по крайней мере, во время путешествия по христианским землям. Но разбрасывать деньги направо и налево он при этом не станет. Тебе лучше всего прибыть в Руан к назначенному дню: им некогда будет торговаться. Ты поклянешься, что будешь следовать за герцогом, пока он тебя кормит. С виду это условие простое; на самом же деле такой пункт развязывает тебе руки и дает негласное право расторгнуть договор в любую минуту, когда понадобится перейти под другое знамя. Во владениях неверных это пригодится. Ни один рыцарь не может нарушить клятву без ущерба для своей чести и риска навлечь на себя божью кару. Единственное средство избежать этого — чрезвычайная осторожность во время принятия обета.
— Уверен, что все это не так уж важно, — помолчав, произнес Рожер. — Мы идем на выручку восточным христианам, и нет смысла заниматься подсчетами, пока мы туда не доберемся. Мне бы хотелось навсегда остаться на Востоке, но герцог рассчитывает вернуться домой через три года, и я верю, что это ему удастся. Я могу принести клятву служить ему, пока он не соберется в обратный путь, и тогда между нами не останется никаких недомолвок.
— Пожалуй, ты прав, — ответил отец. — И тем не менее не стоит заранее обнаруживать свои намерения. Если ты позволишь герцогу самому определить, когда настанет пора возвращаться на родину, он может принудить тебя следовать за ним до самой Луары и границ Нормандии. Конечно, он лучше своего братца [13], но ни один потомок Роллона не позволяет своим вассалам ни на йоту отступать от данных обязательств. Помни, ты едешь в Руан как совершенно свободный человек. Ты не землевладелец и ни у кого не состоишь на службе. Когда ты уплывешь за море, ни английский король, ни нормандский герцог не вправе будут требовать от тебя больше того, что предусмотрено договором. Следовательно, если тебя не устроят его условия, ты сможешь перейти на службу к другому лорду.
— Однако куда достойнее следовать за своим герцогом, — возразил Рожер. — Все говорят, что герцог — вождь не слишком суровый. Я стану служить ему, но только на время паломничества. Конечно, если это окажется мне по силам.
Тем дело и кончилось. Советы Осберта были искренними, но в них звучала та же хищная расчетливость, которая делала его отличным хозяином. Все равно Рожер отрезанный ломоть, к тому же упрямый и несговорчивый. Младшему сыну и брату оставалось только выполнить задуманное. При одной только мысли о необходимости вступить в торг с чиновниками герцога ему делалось тошно.
В середине июня из-за Ла-Манша пришли дурные вести, и Осберт чуть не запретил сыну уезжать. С ранней весны сколоченные на скорую руку банды крестьян устремились куда-то на юго-восток, к Дунаю. Два плохо вооруженных отряда под командованием Вальтера Голяка и Петра Пустынника с боем пробились через Венгрию и заблудились в горах Славонии [14]. Никто из них не вернулся назад. Возможно, оставшиеся в живых и добрались до Византии. Другим отрядам была уготована худшая участь. Люди отца Фолкмара разбежались под ударами венгров. Те же венгры полностью уничтожили отряд отца Годескалька в Мерсебурге. Граф Лейнингенский, предводительствовавший сильным отрядом, был убит на подступах к этому городу. Венгрия и в самом деле была границей изученного географами мира. За ней лежали неведомые земли болгар и славонцев, гористые и безлюдные, простиравшиеся до самого фракийского побережья, на котором стояли города цивилизованных христиангреков.