Она присела в легком поклоне и повернулась, собираясь уйти, но обернулась к нему, когда он добавил:
— А другая служанка… Джоанна? Я… она… она хотела у меня кое-что узнать, теперь у меня появилась свободная минутка кое-что рассказать ей.
— Джоанну, сэр, — с удовольствием принялась докладывать Кристина, улыбаясь его жалкой уловке, — мистер Вуд попросил уйти, потому как кое-какие вещи стали пропадать. Мы-то ее поймать на том не смогли, да и она ни в чем не созналась, но мистер Вуд знал… мы все тут знали… вот она и ушла.
Хоуп даже не пытался скрыть собственное разочарование. Кристина молчала целую минуту, словно давая ему возможность в полной мере пережить услышанное.
— Так у нее нашли целую гинею, у этой Джоанны… если это ее настоящее имя, в чем мы очень сомневаемся… — Кристина с многозначительным видом выдержала паузу. — Она сказала, вроде как вы сами дали ей ее, сэр. Думается мне, мистер Вуд еще спросит у вас об этом. Она клялась, что это вы дали. Да только если это неправда, тогда конечно же ее высекут плетьми и отправят в тюрьму, а то и хуже.
Последние слова хищной птицей зависли в тишине.
— Я и в самом деле мог дать ей гинею или даже две, в тот момент поздней ночью на меня просто нашла блажь. В конце концов, здешние виды кому хочешь вскружат голову. — Он сполна получил от Кристины и разозлился. — Какие бы у нее там ни были недостатки, я считал ее самой милой и старательной горничной, очень преданной своему делу — куда более преданной, нежели большинство девушек, ты не находишь?
Кристина вспыхнула от злости, но прикусила язычок: она не могла рисковать работой.
— Сейчас она находится в «Двух псах», — сказала она, — это таверна по дороге в Айреби.
Без единого слова, одним лишь кивком он поблагодарил ее за эти сведения. Едва заморив червячка, он тут же снова отправился в путь, словно его против собственной воли влекло в таверну, к Джоанне. Он отыскал девушку, отправился с ней в поля и с неистовой страстью занялся с ней любовью, которая, как казалось, утолила ее вожделение и избавила его от сумасшествия, терзавшего его сознание точно гнойный нарыв. На обратном пути он слегка отклонился от дороги и заглянул в Кроствейтскую церковь, и там, предавшись молитве, он наконец ощутил, что излечился от своего недуга. Ему подумалось, что Мэри теперь уж окончательно изгнана из памяти и забыта навсегда. Для мисс д'Арси он был полковником Хоупом; для Мэри на какой-то момент он стал Августом; для него самого с его новым «я» — всего лишь Джоном; находясь рядом с Джоанной, он и вовсе не имел имени и при этом переживал короткие мгновения непостижимого наслаждения.
Он прибыл обратно как раз вовремя, избежав запоздалой грозы. Письмо от Ньютона содержало два срочных сообщения:
Мне никак не удается продать собственность в Кенте мистеру Куперу, как мы надеялись, и я боюсь, что до тех пор, пока я сам туда не отправлюсь, наше дело не сдвинется с мертвой точки. Я совсем не горю желанием ехать столь далеко, тогда как мы — или, если вернее, ты — мог бы куда быстрее добиться приемлемого решения. Какова твоя точка зрения? Я мог бы кое-чем помочь тебе. Этот ливерпульский торговец, мистер Крамп, остановился здесь сегодня ночью. Он и его жена направляются в Грасмир. Я полагаю, главная гостиница там «Лебедь». Я упомянул твое имя во время разговора с ними, представился твоим торговым агентом, затем добавил, что ты отправился по озерам ради удовольствия, а заодно присмотреться к недвижимости на предмет возможной покупки, и прочее, и прочее. Одним словом, я заложил великолепный фундамент. Мистер Крамп очень состоятельный, и его жена весьма впечатлительна. Если ты немедленно направишься в Грасмир — пока другая рыбка поджаривается, хотя твое письмо слишком расплывчато, и я не могу судить, чем ты сейчас занят, — тогда, я думаю, ты смог бы уладить наши проблемы наилучшим образом. Я не отправлюсь в Кент до тех пор, пока не получу от тебя известий. Признаюсь, мне очень не хочется ехать. У меня все больше крепнет страстное желание уехать куда-нибудь навсегда. Я теряю терпение.
Хоуп порвал письмо. Ньютон никогда не отпустит его. Неужели это единственный образ жизни, который доступен ему? Неужели он вынужден действовать только таким образом?.. Он рассеянно прожевал обильный и чересчур жирный обед, выпил пива больше, чем следовало, и принял немного опия, запив его бренди, разбавленным водой. Почти тотчас же погрузившись в сон, Хоуп почувствовал, как его истерзанным разумом вновь безраздельно овладевают ночные кошмары, более всего похожие на окровавленные женские рты.
Он поднялся с постели в пять часов и решил отправиться в Грасмир этим же вечером.
— Я возьму свою коляску, мистер Вуд, — объявил он, — но если бы я мог оставить здесь свое столовое серебро и белье, я был бы весьма вам признателен. Поскольку я непременно намерен вернуться в «Голову королевы». Но я возьму с собой свой несессер и конечно же мою одежду, если пришлете…
Беседа велась в небольшом зале, который служил общей гостиной для всех постояльцев. И Хоуп намеренно говорил громко, дабы как можно больше любопытных ушей могли услышать его весьма приватный разговор с хозяином гостиницы. Приняв подобное решение, он и в самом деле воспрял духом. Хоуп словно чувствовал дыхание свежего воздуха, овевавшего его на перевале Хауз-Пойнт. Комедия, которую он разыграл, была призвана лишний раз подчеркнуть важность его собственной персоны. Джордж Вуд в должной мере оценил подобное доверие.
— Нам так жаль, сэр, уж так жаль… Кристина!., живо наверх, в комнату джентльмена!., но конечно же… где Дэн? Отправляйся в загон и оторви его от этих лошадей… куплены на ярмарке в Ростли, сэр, и ужасно дикие… счет? Нет… и слышать ничего не желаю, сэр… вот когда совсем соберетесь нас покинуть, мы только надеемся, что это еще не скоро случится… вот тогда и потолкуем по поводу счета.
Он держал себя так, как в его представлении хозяева гостиниц в больших городах ведут себя со своими высокородными гостями. Он тщательно осматривал лошадиную сбрую, спускаемые вниз несессер, обувь, одежду и бумаги, старательно разложив и заперев у себя столовое серебро, белье и два объемистых сундучка. Стараниями мистера Вуда сборы растянулись невероятно, но вот час отъезда настал. Усердие хозяина гостиницы, с такой помпезностью дирижировавшего своим «оркестром», нельзя было не заметить.
Хоуп отправил за Баркеттом; когда тот явился в сопровождении дочери, он отвел их в тихий уголок двора.
— У меня есть для вас предложение, — сказал он Баркетту и, уже начав говорить, взглянул на этого человека так, будто впервые видел его.
Приземистый, кривоногий, с крепкой фигурой, с узкими глазками, отбивавшими всякую охоту заглядывать в них во второй раз. Не спасало даже вполне доброжелательное выражение лица и белая кожа, что было совсем странно, ввиду его постоянной работы на свежем воздухе. Эту бледность мистер Баркетт передал по наследству и своей дочери, которая имела весьма худощавое и даже отчасти костлявое телосложение. Хоуп сделал вывод, что может доверять этому человеку в той мере, в какой сам Баркетт будет уверен в оплате, прекрасно осознавая при этом, что такая оплата должна быть выражена не только в наличности.
— Вы можете взять с собой вашу дочь, — добавил он.
Он уже успел узнать о тайном сговоре между отцом и дочерью, они явно стремились заманить его в любовную ловушку. При этом нежелание Баркетта выполнять обязанности прислуги было вполне очевидным.
— У меня есть слуга, — продолжал он, — Петере, но его пришлось отправить в Лондон. Я не смею оскорбить вас предложением стать моим слугой, Баркетт, но тем не менее мне бы хотелось воспользоваться услугами хорошего человека, который бы мог вести коляску до самого Грасмира, порыбачить со мной несколько дней и был бы готов исполнить кое-какие мои поручения… около недели, насколько я полагаю. Уверен, что у нас не возникнет разногласий по поводу оплаты.
Баркетт чувствовал, что наступил его час. Он уже получил от Хоупа некоторую сумму за совместную рыбалку, однако же не считал ее вполне достаточной. Зато общество полковника обеспечивало ему известную значительность. Конечно, у него имелась своя постоянная работа, но в его отсутствие с нею мог справиться и сын. Что касается Сильвии, то на единственную дочь у него были свои планы. Могло статься, между нею и высокородным дворянином завяжутся романтические отношения. Случись такое, он хотел оказаться рядом и видеть развитие событий собственными глазами, независимо от того, закончится ли это счастливо или же все их прожекты потерпят крах. Он высказал несколько собственных требований и согласился.