Ньютон
Хоуп нередко замечал, что его ложь оборачивалась правдой. Бывали случаи, когда он лгал вполне осознанно, дабы обман самым невероятным образом превратился в реальность. Юношей он частенько хвастался перед сверстниками атлетическими достижениями и вскорости обнаруживал, что действительно начинает делать успехи, будто хвастовство мистическим образом помогало ему. Окрыленный этим открытием, он принялся похваляться своими несуществующими достижениями, используя ложь как стимул, как талисман, как цель. На этом пути ему доводилось обжигаться столь же часто, сколь и получать вознаграждения.
Он убедил Амариллис, будто ему придется задержаться в Баттермире в связи с покупкой земель. Когда же он проснулся на следующее утро, то обнаружил, что Мэри уже ушла и ее родители представления не имели, на какое пастбище она погнала отару. Он приказал седлать коня и отправился верхом разыскивать мистера Скелтона или пастора, а также порасспросить насчет цен на землю и перспектив приобретения собственности по соседству.
Мэри наблюдала, как он ехал вверх по долине, видела, как он задержался на перевале Хауз-Пойнт, и в очередной раз удивилась: чем же так привлекало его это место?
— Как ты думаешь, почему он туда ездит?
— Неужто в самом деле ездит? — Китти даже не взглянула в ту сторону.
— Я видела, как всякий раз он пробирается туда украдкой… он полагает, будто этого никто не замечает.
— И что же он там делает? — спросила Кити.
— Просто стоит. Кажется, однажды я видела, как он опускался на колени… Том рассказывал, что тоже это видел.
— Неужели он такой религиозный?
— Он очень много рассуждает об этом.
— Правда?
— Пожалуй, да, — промолвила Мэри, немного подумав. — По крайней мере, мне так кажется.
Пока Мэри смотрела в другую сторону, старой женщине представилась великолепная, редкая возможность как следует рассмотреть свою юную подругу. Китти наверняка знала, что дети из этой долины станут выдумывать, будто Мэри настоящая ведьма, как и она сама — Китти. Еще будучи маленьким ребенком, Китти, случалось, сначала поддразнивала пожилых женщин, а затем опрометью кидалась прочь, и нередко тихая, беззлобная брань старух преследовала ее. Но в этот момент ей и в самом деле хотелось стать могущественной ведьмой, и сейчас это ее желание было в особенности сильно потому, что она мечтала, превратившись в ласточку, порхать над головой всадника на перевале Хауз-Пойнт, и, оставаясь незамеченной, получше рассмотреть его лицо. Она желала превратиться в мягкий гусиный пух, которым была набита его подушка, чтобы ночью, пока он спит, разузнать все его секреты. Ей хотелось бы стать частью его самого и проверить, истинны ли его чувства к Мэри. Или же стать странствующим монахом, который, попавшись на пути, заставил бы его сойти с великолепного коня и на исповеди открыть все его потаенные помыслы. Или накинуть на Мэри магическое шелковое покрывало, да так и оставить ее здесь — сидеть обхватив колени и неотрывно смотреть на медленно уезжавшего прочь мужчину, — и пусть бы девушка скрывалась в лесу до тех пор, пока не обнаружатся подлинные его намерения.
Но Китти в точности знала, что Мэри влюблена в него, и это очень удручало старую женщину.
— Почему я такая нерешительная? — промолвила Мэри, не ожидая получить ответ: средством не сойти с ума от одиночества для девушки служило само присутствие ее подруги. — У меня не было ни минуты покоя с тех пор, как он вернулся. — Даже в присутствии Китти она не осмеливалась вымолвить «замужество», ведь стоило лишь произнести заветное слово вслух, как удача могла отвернуться от нее. — Что ему может быть нужно от меня? Я же вижу: ему просто хочется поразвлечься… я знаю, и ты думаешь так же, как и я… мне много раз доводилось сталкиваться с подобным. А разве на сей раз это не так? Какую же выгоду он может получить от… — Слово «замужество» она так и не произнесла. — От меня…
— Мне понравился этот парень с северных холмов, — произнесла Китти, всхлипнув в наступившей тишине. — Я спустилась из леса, чтобы посмотреть на него в последний раз, перед тем как он уедет. Он мне понравился. Он и тебе нравится.
— Да.
— Ну, так выходи за него замуж, Мэри, выходи. Пора бы тебе замуж. — Китти подалась вперед, сильнее сжав пустую трубку в уголке рта, и каждое движение было лишь отражением ее собственного страха — а вдруг ей просто не хватит сил и желания повлиять на свою взволнованную юную подругу, над которой и в самом деле нависла опасность. — Выходи за него, Мэри.
— Я не люблю его, — проговорила Мэри и не стала добавлять, что этим самым утром написала Харрисону письмо, в котором просила больше никогда не возвращаться.
Конечно, это был мимолетный порыв, но она нисколько не жалела о нем. Хотя Мэри не хотелось видеть Хоупа до тех пор, пока она не разберется в собственных мыслях, которые пришли в полное смятение после появления мисс д'Арси, девушка была абсолютно уверена, что не питает никакой любви к Харрисону. Она никогда бы не стала заставлять его тратить на нее свое свободное время и думать о ней, как никогда бы не пришло ей в голову держать его в качестве запасного варианта. Как только она точно поймет, что не выйдет за него, ей сразу же следует сказать ему об этом.
Уже отослав письмо, Мэри вспомнила о мистере Фентоне, живущем неподалеку от Харрисона, и сразу же написала послание ему. Его здравый смысл мог бы сослужить ей сейчас немалую службу. Однако она так его и не отослала, просто спрятала письмо, и посыльный отправился в Кесвик без него. Когда совсем рассвело, Мэри осознала, что так и не отошлет его. Эта часть ее жизни совершенно не касалась ее старого учителя. В свое время мистер Фентон использовал ее для собственного развлечения. И рассчитывал на ее скромную благодарность! Она разорвет письмо к нему…
Хоуп очень обрадовался случайной встрече с преподобным Николсоном. В этот великолепный день, на пустой, залитой солнцем дороге, он был весьма не прочь завести дружескую беседу. Он сошел с лошади, поприветствовал священника с благосклонностью старого друга, и вместе они неторопливым шагом направились к церкви в Лортоне.
— Мистер Скелтон все еще в этих краях?
Николсои с радостной готовностью поведал, что мистер Скелтон по-прежнему живет на старом месте, и не один, а с дочерью, и вдруг сообразил, какая заманчивая перспектива открывается перед ним. Конечно же сначала он проводит полковника до церкви, а затем составит ему компанию и направит свои стопы прямиком в маленькую гостиницу, где в полдень непременно окажется семейство Скелтонов.
Против обыкновения Хоуп не хотел входить в церковь, интуиция ему подсказывала, что лучше отложить это удовольствие до поры до времени. Николсон в некотором замешательстве бродил среди могил, высказав вслух замечание по поводу долгой жизни, которую кое-кому довелось прожить, однако, как с улыбкой заметил про себя Хоуп, число тех, на чью долю выпал чересчур короткий век, ничуть не уступало количеству долгожителей.
— Складывается впечатление, — сказал он, — что в Лортоне уж коли ты достиг трехлетнего возраста, то наверняка доживешь и до восьмидесяти трех. Однако трехлетний ребенок еще не способен стать вашим прихожаном.
В ответ на его реплику преподобный Николсон принялся живо рассуждать о нищете и невежестве, царящих в этом крае, о нехватке лекарств и хорошей еды в конце зимы, о суевериях и вредных привычках… При обычных обстоятельствах Хоуп с большим энтузиазмом поддержал бы разговор. Это была одна из тех тем, на которую он мог говорить весьма красноречиво. Но на сей раз он предпочел перейти к вопросу, который зрел в его сознании все время, пока они с преподобным Николсоном шли до церкви.
— Сколько потребуется времени, чтобы получить специальное разрешение на брак? — поинтересовался он. — Насколько быстро вы сможете его получить?
Эти вопросы стали неожиданностью даже для самого Хоупа, но, задав их, он почувствовал себя уверенней и спокойней. Николсон был обескуражен не менее своего собеседника: он так и замер на месте, и всю оставшуюся жизнь он описывал и пересказывал этот момент с трепетным благоговением. Хоуп ободряюще улыбнулся тощему, нервному священнику, в своей черной одежде напоминающему кладбищенский указатель. Холмы отчетливо просматривались на фоне неба; мужчины, женщины и животные неторопливо пересекали луга, как тут было заведено еще с незапамятных времен, и Хоуп вдруг почувствовал неимоверную усталость от этой жесткой почвы под ногами.
Николсон с трудом подавил в себе возрастающее любопытство, сумев удержаться в рамках вежливости.