Словом, мне в голову не пришло иного решения, кроме как молчать в тряпочку. Я ведь почти всегда в своей жизни так и поступала. Родителям я ничего не сказала, а они не обратили на меня никакого внимания: я же просто как всегда молчалива и сумрачна — нет причин для беспокойства, другое дело, если бы я вдруг улыбалась… Вот это было бы действительно странно.
Однако в школу я пришла как на поле боя. Весь учебный день жалась по углам, лишь бы не попасться на глаза директору. И я его не встречала, хвала Небесам. Но ведь предпоследний урок биология! Этого я точно пережить не смогу. Выход? Каков же выход? Не идти на биологию. Всё просто. И неважно, что это может лишь усугубить ситуацию — просто просто тогда я не увидела выхода лучше.
На перемене перед биологией ученики уже заполнили класс, в котором ещё не было учителя. Я же в нерешительности мялась на пороге, с опаской поглядывая на дверь в конце коридора, откуда он мог появиться. Но он всё не появлялся. Уже прозвенел звонок и я, вконец отчаявшись решиться хоть на что-то, зашагала прочь от кабинета биологии.
Просидев 45 минут за самым дальним столом в вечно пустующей библиотеке, я поплелась на последний урок, то и дело воровато озираясь по сторонам. Влившись в толпу спешащих школьников, я неожиданно почувствовала, что меня кто-то схватил за предплечье. Я встала, как вкопанная и обмерла. Но заметив, что меня держит рука в растянутом чёрном свитере, а не отглаженном пиджаке, выдохнула. И лишь потом расслышала голос Миши:
— Ну и сфигали ты прогуливаешь биологию? Что, передумала сдавать?
— Не твое дело, — ответила я, нехотя высвобождая руку. Иногда мне казалось, что я скучаю по его прикосновениям к моей шее, талии, бёдрам…
— Это, случайно, никак не связано с тем, что ты вчера садилась к нему в машину? — с каким-то нетерпением спросил он.
У меня чуть глаза из орбит не выпали от удивления. Хаотично роившиеся в голове мысли не хотели складываться в осознанные фразы. Поэтому я, не придумав ничего лучше, молча развернулась и пошла прочь от Миши. Пусть думает, что хочет.
— Эй, Полина… — он дотронулся до моего плеча, от чего я покрылась мурашками. — Скажи…
— Это тебя не касается! — вырвалось у меня, против воли.
— Ещё как касается! — упрямо проговорил он.
— Почему тебе вообще есть до этого дело? — не унималась я.
— А разве ты не знаешь? — произнес Миша, глядя на меня с каким-то беспросветным отчаянием.
Перелом
Вдруг мне ударила в голову беспощадная мысль. Я поняла, что сейчас будет.
У меня дыхание перехватило, а в голове настойчиво вертелось лишь одно: я не готова. Не могу, не хочу это выслушать. Я в одну секунду осознала, что если сейчас же не предприму решительнейших действий, он это скажет, а слов назад не воротишь. В тот момент неадекватность внутри меня восторжествовала, и я не придумала ничего лучше, как развернуться и бежать.
Как я бежала! В жизни я не покидала школу в такие рекордные сроки, а про кроссы на физре вообще промолчу. Минуты за две я выхватила куртку и сапоги из раздевалки, оделась в лучших традициях солдатской дисциплины и, забив на то, что последний урок алгебра, выбежала на улицу. А что было делать? Не могла же я после этого забега спокойно сесть с ним за одну парту! Он, конечно, не кинулся за мной. Он всё понял. По улице я брела еле-еле. Лицо пылало, было неимоверно жарко, даром, что на улице дул просто ледяной ветер. А состояние было такое… Будто мне оплеуху влепили. Кожаной перчаткой.
Чем был хорош Миша, так это его безмолвным согласием с нашими негласными правилами. Мы не признавались друг другу в любви, и это было честно. Мы не обсуждали, встречаемся ли и как вообще могут быть озаглавлены наши отношения. В этом не возникало необходимости. Зачем же он начинает теперь? Неужели мстит? Он обижен, но я не могу понять на что. Я его не бросала, как это может выглядеть со стороны. Невозможно бросить того, с кем не обещал быть рядом. А мы оба не давали никаких обетов.