— Я как бы, ну… Могла, может быть, зайти бы и…
— И что? — снова насмешливый тон. — И что было бы дальше?
— Нет, ну я могу не заходить, если не хотите, — нарочито равнодушным тоном ответила я.
— Что ты, как я могу не хотеть? Мои двери всегда открыты. Через сколько ты будешь? — он кажется радостным, что весьма необычно.
— Прямо сейчас.
Дверь мне открыл растерянный директор в дорогущем халате и с сигаретой в зубах. Ни разу не видела его без заготовленного выражения на лице, не способного адекватно мыслить. Видимо, мой приход оказался для него таким же сюрпризом, как и для меня самой. Что ж, вот и конец образу всеведущего насмешливого тирана. Человек, как человек.
Его замешательство меня так подбодрило, что я даже осмелилась заговорить первая, причем достаточно непринужденно и даже вальяжно:
— Не ждали?
— Да, Низовцева, ты умеешь удивлять, — он усмехнулся. — Как видишь, быть директором не так уж прекрасно, куча работы навалилась перед новым полугодием, — он указал на заваленный бумагами письменный стол. — Я уже задолбался.
Я сочувственно кивала, глядя на горы документов, попутно предполагая, почему он не сослался на занятость по телефону? Я же его отвлекаю. Это нехорошо. Подвожу родную школу, как-никак.
Я продолжала безмолвствовать, как вдруг он подошел ко мне вплотную и, притянув к себе, крепко поцеловал. Я даже удивиться не успела — так и превратилась в податливый манекен в его руках. Не знаю, сколько бы мог длиться этот поцелуй и во что бы он перерос (он уже запустил руки под мою кофту), но неожиданно и очень настойчиво зазвонил его мобильный. Директор отстранился от меня, разочарованно вздохнул и взял трубку.
— Да? Геннадий Алексеевич?! Добрый вечер, слушаю Вас! Конечно-конечно, могу говорить! — он поспешно скрылся в другой комнате, прикрыв за собой дверь.
Я осталась одна в зале и решила не терять попросту времени, но извлечь максимальную информацию из окружающих меня предметов. Рассмотрев документы, я быстро поняла, что эта нудятина мне ничего не даст. Подойдя к стойке с дисками, я перебрала несколько штук. Как я и думала: U2, Depeche Mode, The Smiths, Sting… И всё лицензии. Ну что ж — директор может себе это позволить.
Далее я стала разглядывать витрину книжного шкафа. Собрание зарубежной классики, кое-что из современного, книги по генетике и цитологии, автобиография Хельмута Ньютона… Хм, кто это? Я достала книгу, чтобы рассмотреть её получше. В ней было много картинок — автор оказался фотографом. И вот что странно: некоторые из его работ показались мне смутно знакомыми. Все эти тревожные чёрно-белые фото с женщинами в чулках и доберманами… Где я могла их видеть?
Точно! Они похожи на некоторые из тех, что висели над столом моей сестры.
Потом мой взгляд пал уже на обычный альбом, покоившийся на нижней полке. Фотографии директора — вот это интересно.
С опаской оглянувшись на дверь, я осторожно достала альбом и раскрыла на первой попавшейся странице. Ничего особенного: директор в окружении каких-то абсолютно незнакомых мне людей в костюмах. Держу пари, все они очень важные шишки в сфере образования, но… Немного расстроившись, я пролистала остальные страницы просто для галочки. Однако самый последний лист оказался весьма интересным. Там обнаружилась институтская фотография, на которой было запечатлено несколько студентов, а в центре смутно знакомое лицо высокого молодого человека с волосами до плеч, весьма симпатичного… Просто не может быть, что когда-то директор был таким — не верится. Думаю, если бы сейчас он выглядел так, вопроса о моих поступках и не стояло бы. Но, к сожалению, он уже не тот милый юноша, в которого можно было влюбиться. Так что же со мной?
Там же, отдельно от остальных, лежала фотография моей сестры. Я рассмотрела её получше. Ей, должно быть, на ней столько же лет, сколько мне сейчас. Она одета в белую кофточку и клетчатый сарафан. Она лежит на белых простынях, улыбается и держит в зубах цветок. Её глаза смеются. Она смотрит на человека за камерой. Уверена, снимок делал сам директор. Машинально я перевернула фотографию и, к своему удивлению, обнаружила на обороте надпись размашистым почерком: «Если хочешь меня послушаться, думай об одном, готовься к одному: встреть смерть, а если подскажут обстоятельства, и приблизь её. Ведь нет никакой разницы, она ли к нам придёт, мы ли к ней. Но пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны».
Услышав шум в соседней комнате, я быстро вложила фотографию обратно и вернула альбом на место. В следующий момент в зал вошел директор и, рассеяно улыбнувшись, бросил телефон на стол.