Поскольку в школе у меня не было друзей, никто не интересовался моим здоровьем, а чтобы этого вдруг снова не попытался сделать директор, я так и держала телефон выключенным. На домашний он не звонил, конечно. Зато каждый вечер его обрывала Неля, жизнь которой стала неимоверно скучной после расставания с парнем, которого как-то-зовут, и теперь она черпала недостающие ей интриги в моей истории. Неудивительно, что она была чрезвычайно расстроена моим бездействием и плановой болезнью.
— Не понимаю тебя, вот честно, — причитала она. — Чего ты хочешь добиться в итоге?
— Не знаю, — совершенно искренне отвечала я и в очередной раз слышала её разочарованные вздохи.
Провалявшись несколько дней в блаженном забытьи, начав приходить в себя к выходным, я будто почувствовала, что теперь-то уж точно должно произойти что-то непредвиденное. И се — воскресным днём ко мне в гости пожаловал, собственной персоной, Миша. С этим наигранным выражением благородной скромности, которое ему так хорошо удавалось, он беседовал в прихожей с моей мамой, а потом зашел в комнату. Мама остановилась в дверном проёме, заулыбалась и защебетала:
— Ах, ну что же я, пойду, приготовлю чай, оставлю вас наедине! — и скрылась, закрыв дверь.
Прекрасно: я как раз валялась в кровати с растрепанными волосами и заспанными глазами, в пижаме с улыбающимся котиком. И вот милосердный Михаил, образец рыцарского благочестия посетил меня в болезни и скорби… Ух, видимо, за время больничного я пересмотрела слишком много серий «Рэдволла».
Однако в следующую же минуту маска благообразия сходит с его лица и мой гость, вальяжно развалившись в кресле напротив, внимательно рассматривает меня, не говоря ни слова. И чего он от меня ждёт? Я отвечаю на его взгляд, натягивая одеяло под подбородок. Вот странно: мне не хочется краснеть и бежать из комнаты. Да, я ощущаю некоторую вину перед ним. Но он меня вообще-то тоже обозвал. И угрожал мне. Игра в гляделки не может продолжаться вечно и, наконец, не выдержав, Миша сдается.
— Как ты себя чувствуешь? — холодно интересуется он.
— Терпимо, — цежу я. Ну же, пусть переходит к делу.
— Я, знаешь ли, зашел чисто из долга, на правах молодого человека. Чтобы твоя мама чего не заподозрила, — как бы невзначай, дежурным тоном говорит он, наблюдая за моей реакцией.
— Мог бы не утруждаться. Я совершила большую ошибку, прибегнув к этому бесполезному вранью. С этого момента, можешь считать, что мы официально расстались, — спокойно выговариваю я.
— Гора с плеч, — он картинно выдыхает. — В таком случае, знаешь, я подумал, не буду никому рассказывать о твоих подвигах. Зачем оно мне, не так ли? Раз это теперь меня не касается.
— Именно. Спасибо.
— Я просто посмотрю, как он бросит тебя, когда ты ему наскучишь. Как ты будешь страдать после этого и так далее… — протянул он невиннейшим тоном, сладко улыбаясь. Злодей!
— Боюсь лишить тебя такого удовольствия, — я улыбаюсь в ответ.
— Почему же? — Миша наклонился в мою сторону.
— Скорее всего, потому, что описанные тобой признаки живописуют разбитое влюбленное сердце, а я его не люблю, — я выпалила это как-то слишком уж быстро и твёрдо, не успев до конца осознать. Слова сами будто соскочили с языка. Но на удивление: всё это было правдой. Всё от первого до последнего слова.
— Вот как… — мой гость опешил. — Тогда…
— Тогда не задавай больше вопросов, ладно? — спохватилась я, не дав ему договорить. — Тебя же это не касается, ведь так?
— Так. Но я же не дурак, чтобы ничего не потребовать взамен, — он встал, подошёл вплотную к моей кровати и сдёрнул с меня одеяло. — Забавная пижама. А что под ней?
У меня загорелись щёки. И я знала, что это не от болезни. Я могла бы выпроводить его прямо сейчас: запротестовать, поколотить кулачками — и он бы сдался, не стал вступать в препирательства, ушёл бы. Я знаю Мишу. Вообще-то, он не конфликтный человек. Но вместо этого я зажмурилась. Под веками снова мелькнули сцены в спальне директора. И я снова представила на его месте Мишу. Я хотела показать ему, поэтому распахнула глаза.
Миша нависал надо мной, глядя из-под не в меру отросших волос. Мне захотелось дотронуться до них, убрать за уши, чтобы они не мешали обзору. Не отрывая от него взгляда, я сняла с себя пижамные шорты, оставшись в одной майке и трусах.
— С ромашками, — констатировал он будто бы безразлично. — Что насчёт верха?
Я с готовностью стянула с себя майку. Миша пошатнулся, затем потянулся ко мне рукой, потом резко её одёрнул. Но в итоге присел на кровать рядом со мной. Я отвернулась, не удосужившись ничего прикрыть: