— Низовцева, давай подвезу. Окоченеешь, пока дождёшься автобуса, — раздался спокойный бас из салона.
Признаться честно, я немного опешила в тот момент. Люди с остановки странно покосились на меня. И почему это он позволяет себе такую фамильярность по отношению к ученице, которую раньше абсолютно никак не выделял? Впрочем, стоять и обдумывать причинно-следственные связи времени не было. Я села в машину. В конце-то концов, меня подвозит не незнакомец, а мой директор — солидный и уважаемый человек, которому можно доверять. Ведь можно?..
— Ты что, боишься меня? — нарушил он неловкое молчание, как бы читая мои мысли.
Я краем глаза следила за ним, не торопясь отвечать. Лицо его было спокойно, а взгляд сосредоточен, как всегда. Однако же привычной суровости не наблюдалось.
Мне впервые удалось хорошенько разглядеть его. Я имею в виду, как человека. Наверное, потому что мы были в неформальной обстановке. В школе-то любой педагог воспринимается как надзиратель… Ну, словом, должностное лицо, которому чуждо всё человеческое. А здесь: он за рулём, куда-то направлялся. Наверно, домой. У него есть своя квартира и личная жизнь. Убеждения, вкусы, предпочтения. Удивительно.
Как его описать? Не знаю. Я испытываю значительное стеснение в обществе взрослых мужчин. Они мне внушают какой-то полу-священный, полу-бюрократический трепет. До сегодняшнего дня мне даже не доводилось оставаться с ними наедине.
Но как бы я не отнекивалась, мол, плохо разбираюсь во внешности и всё такое прочее, стоило признать, что он показался мне довольно… ээ, симпатичным? Это слово вообще применимо к мужчинам за тридцать? В детстве все они казались мне неинтересными стариками.
Но директор… При ближайшем рассмотрении он напомнил мне кое-кого. У моей сестры над столом, когда она ещё жила с нами, висело несколько фотографий. Или открыток? В общем, на них были изображены актёры из старых фильмов, которые она любила. Они красовались во фраках или военных тренчах, цилиндрах или фуражках. Они смотрели прямо и сурово или надменно, осознавая своё превосходство. Мне нравилось их разглядывать.
Разглядывать директора, но только исподтишка, мне тоже понравилось. Я поймала себя на мысли, что ему пошёл бы чёрно-белый фильтр и кожаный плащ.
В салоне, к слову, было тепло и приятно. Играла тихая музыка, а огоньки на передней панели светились, создавая резкий контраст с тьмой снаружи. Пахло дорогим одеколоном и табаком.
— Не бойся. Я же не маньяк-педофил какой-нибудь, — наконец, полусерьёзно-полушутя проговорил он. — Да и ты не ребёнок уже, — добавил он, взглянув на меня.
Я продолжала упорно молчать. Отчасти, потому что не знала наверняка, что нужно говорить. А отчасти, потому что мне было интересно, как он поведёт себя дальше. Однако, он молчал. И в то же время, отнюдь не казалось, что такое положение его хоть чем-то стесняет или он считает его необычным.
В итоге, мы доехали до моего подъезда в полном молчании. Кстати, вот что меня удивило: откуда он знает мой адрес? Конечно, мне сразу подумалось, что он посмотрел в классном журнале, но зачем ему это?
Когда машина остановилась, я попыталась открыть дверь, однако, она оказалась заперта. Внутри что-то ёкнуло. Непорядок…
— Откройте дверь, — довольно твёрдо сказала я.
— А как же оплатить проезд? — насмешливо поинтересовался он, снисходительно глядя на меня.
— У меня нет денег, — зачем-то ответила я, хотя они у меня были. Но я догадывалась, что дело здесь не в скупости и оплате бензина за крюк по городу. Кое-что другое.
— Ничего. Есть другие способы, — усмехнулся он, однако, с места не сдвинулся.
Лицо залила краска. Что-то вдруг невыносимо душно стало в салоне. И вообще похоже было на сон. Какой-то абсурдный, бредовый сон, который может присниться только когда ты в горячке. Я чуть было не ущипнула себя, чтобы удостовериться, что не сплю.
— Откройте дверь, — ещё твёрже потребовала я. — Если не откроете, я полезу в окно и буду кричать на весь двор, — прибавила я для убедительности.