Однако искушение состоялось – это главное. Люди отвергли свою зависимость от любой высшей силы, и перед ними открылись самые разные дороги. А дорогу лучше начинать с сомнений. С сомнений в том, что мир сотворен, с сомнений в том, что есть кто-то выше и больше людей. Однако плох тот путь, на который выходят, сомневаясь в любви. А мы, боюсь, подводим наших смертных именно к этому.
И я сейчас боюсь спугнуть, разрушить то, что неярко тлеет в моей собственной душе – любовь земную. Но именно сейчас, так не вовремя, думаю о том, что не смог бы любить как человек, не проживи я свою недолгую жизнь с уверенностью в любви иной, Отца к детям, и детей – к Отцу. Сын Утра тоже любит людей – это так, и он учит любить. Лучшее его творение, прекраснейший из нас, мудрейший из нас, чистейший из нас – Гиал, Единорог, воплотил в себе небесную любовь. Но он не смог остаться со смертными. Он ушел, ужаснувшись того, во что они превращают себя, того, что делают с ним. А Сын оставался с людьми, несмотря ни на что, и теперь люди уходят от него сами. Что они берут с собой? Что, кроме мудрости, даешь ты взамен божьей любви, Светоносный?
Любовь человеческую. Но людям ее недостаточно.
…Провожая Элис до назначенного места… до назначенного времени встречи с Куртом, Невилл был задумчив. Впрочем, это не помешало ему давать объяснения и отвечать на вопросы. Вопросов же хватало: даже ошеломленная своим умением летать, – ее словно в пятки подталкивало, и Элис каждые две минуты, зажмурившись, ненадолго взмывала в воздух, – молчать она все равно не могла.
В Срединный мир Невилл увел ее просто. С той же легкостью, с какой попадали они в любое место на Земле, или, вот, на Солнце. А как же “вход в Холмы”, с которого началось когда-то их знакомство?
– А никак, – пожал плечами Крылатый, – мне входы и выходы не нужны. Тебе, кстати, тоже. И Сияющей, – добавил он, предупреждая вопрос, – но ей опасно появляться в моих владениях.
Реку же времени, о которой Элис столько слышала, увидеть не довелось. Потому что смотреть оказалось не на что. Не было никакой реки, никаких берегов – ничего. Но принц, дав Элис время оглядеться и почувствовать себя в Волшебной стране, поинтересовался:
– Готова к путешествию?
И получив утвердительный кивок, подал руку:
– Пойдем.
Всего несколько шагов, под ногами вместо мягкой травы что-то вроде пляжа с тончайшим, мелким как тальк песком, а потом сразу – широкий холл, застеленный бежевым ковром. Экзотические цветы вдоль обшитых темным деревом стен. Лифт.
Тонкий палец с когтем легко щелкнул по носу:
– Не теряйся. Ты в своем номере, и прожила здесь пять дней. Подожди минутку, сейчас воспоминания улягутся в нужном порядке.
Минутки не потребовалось. Элис почти сразу вспомнила все, что произошло за эти дни: все прогулки, поездки, встречи и новые знакомства. Вспомнила даже имя самого услужливого портье. Но странное ощущение так и не отпустило. Казалось, что две Элис Ластхоп стоят у дверей лифта, причем одна уже нажала кнопку вызова…
– И еще, – Невилл посерьезнел, – этот отель достаточно стар, ты запомни на будущее, риалта, вдруг пригодится, когда в следующий раз остановишься здесь. Существует два “Адлона”: один, словно бы тень другого. И мы сейчас на теневой стороне, – он провел ее в бесшумно раскрывшиеся двери зеркальной кабины лифта. – Чтобы вернуться к людям, пройди сквозь зеркало к своему отражению…
Отражение? Отражение было одно. То есть, их был множество, но во всех зеркалах Элис увидела только себя. Себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя…
– Идем, – Невилл сжал ее локоть, – не бойся.
Она и не испугалась. Сначала. От обилия собственных отражений все слегка перепуталось, так что Элис, если бы не верила принцу на слово, решила, будто они лишь взглянули в одно из зеркал, а потом отвернулись от него. И еще – исчезло чувство раздвоенности.
Но где же принц?! То есть, где его отражение?!
– У некоторых из нас нет ни отражений, ни тени, – он не стал дожидаться вопроса, – это бывает. Не вспоминай сказки, в них мало правды. А настоящие мертвецы видны как раз в зеркалах. В этом отеле хватает призраков.
Элис немедля начала оглядываться. Мертвецов она боялась ужасно, хотя и понимала, что страх этот, сродни инсектофобии – такой же нелепый и лишенный оснований…
Что там Невилл говорил о страхе?
…и все же сейчас интересно было бы взглянуть на привидение.
– Отель сгорел, – негромко объяснил принц, – вскоре после большой войны. Только об этом никто не знает. Люди, погибшие в том пожаре, продолжают жить, как ни в чем не бывало, и стоит неповрежденным разрушенное здание, и призраки остались, неприкаянные духи, они ненавидят свои прежние тела, но, – увы им, – бессильны навредить.
– Если ты не поможешь, – досказала Элис, – Бео объяснила мне. Это тоже твое волшебство?
– Пожар – шалость дорэхэйт. Остальное сделали мои слуги.
– Твои слуги спасли людей? Почему? Нет, я опять ничего не понимаю…
– Да уж, – вздохнул Невилл. – О спасении речи не шло.
Странно было прощаться, зная, что оба они направляются в одно и то же место. Ну, почти. Крылатый принц – в замок на холме. Элис – в дом под холмом.
А пунктуальный Курт, не уступая в пунктуальности Невиллу, остановил свою “Победу” у подъезда отеля в тот самый миг, когда принц растаял в воздухе.
– Привет! – Элис забралась в машину. – Спасибо, что заехал.
– Мне не трудно, – Курт вырулил на дорогу, – даже приятно. Но я не пойму: Драхен сам, что же, не мог вернуть тебя, где взял?
– А у меня плащ пропал, представляешь? – дипломатично сообщила Элис.
– Плащ-невидимка?
– Да. Но у меня уже другой есть.
– С ума сойти, – проворчал Курт, – не иначе, у Драхена подпольная швейная фабрика.
ГЛАВА IХ.
10-Й ДЕНЬ ЛУНЫ
“В десятый лунный день рекомендуется медитация с целью уяснить наше прошлое и настоящее, лучше представлять, чем обеспечить будущее и ту линию, которую мы ведем в жизни”.
“Чурель ненавидит жизнь самой большой злостью. Она обладает подвесными грудями, толстыми уродливыми губами и выпадающими волосами”.
Итак, Элис – это проблема.
Но Курт был настолько рад видеть ее, что пока ехали до города, о проблемах даже не задумывался. И то сказать, за пять дней успел соскучиться. Когда всего общества – родственники, мама, да тетради Лихтенштейна, а всех занятий – чтение и прогулки по саду, заскучать немудрено.
– А у тебя что? – весело поинтересовалась Элис. – Ты повидался с этим… Ефимом?
– С Ефремом.
– Ну да, с Ефремом Люксембургом…
– Лихтенштейном.
– Это одно и тоже! – она махнула рукой. – Узнал что-нибудь интересное?
– Много чего. Теперь вот думаю, что с этим делать. Извини, если покажусь невежей, но почему ты вдруг уехала?
– Так, – Элис скорчила гримаску, – я потом объясню. А с тем, что ты узнал, уже можно что-то делать?
– В принципе, да.
В прочитанных записях был один весьма ценный практический совет. Лихтенштейн сообщал, что тот, кто спасет Змея от гибели, добровольно напоив своей кровью, сможет просить его о чем угодно. Желание будет выполнено.
Самый главный сказочный закон: на помощь отвечают благодарностью. Оставалась сущая ерунда: во-первых, убедиться, что это не суеверие, поскольку ручаться за истинность своей рекомендации рабби Исаак не мог; а во-вторых, улучить момент, когда Драхен окажется на грани смерти. Пункт второй, конечно, поспособствовал бы выполнению пункта первого, но реализовать его, располагая только своими силами, Курт не мог. Как ни жаль, а пока оставалось лишь собирать информацию, да раздумывать над тем, как и кому ее преподнести по возвращении.
– В принципе, да, – повторил Курт, – но практически ничего сделать нельзя. Да я и не собираюсь. А ты, если соберешься опять исчезнуть, не забывай документы.