Полузадушенный герой,
Не тронутый клинком вождя,
Но еле дух переводя.
17
Фиц-Джеймс, пошатываясь, встал.
С трудом молитву прошептал.
Потом туда он посмотрел,
Где навзничь распластался гэл,
И локон омочил в крови:
"О Бланш! Меня благослови.
Отважен был обидчик твой
Он мертвый страшен, как живой".
Он поднял рог и дал сигнал,
Свой воротник широкий снял,
Сорвал берет и у воды
Умылся, кончив все труды.
Но вот стучат копыта в лад,
Четыре всадника летят.
Все четверо под цвет травы
В зеленом с ног до головы.
Два с копьями, два на ходу
Коня держали в поводу.
Вот спешились и, стоя в ряд,
На тело Родрика глядят.
"Не спрашивайте, что стряслось.
Отсюда мы поедем врозь.
Эй, Херберт, Лафнес, вы ко мне
На этом сером скакуне
Врага везите моего,
Сперва перевязав его.
Я в Стерлинг раньше прискачу.
Поторопиться я хочу,
Чтобы увидеть, кто каков
На состязании стрелков.
Баярд всех скакунов резвей.
Де Во и Хэррис, на коней!"
18
"Баярд!" - окликнул он коня.
Тот замер, голову склоня,
Но говорил горящий взгляд,
Как конь хозяину был рад.
Не тронул стремени ездок,
И на луку он не налег
На холку положил ладонь,
И вмиг почуял ношу конь.
Фиц-Джеймс прикосновеньем шпор
Пустил коня во весь опор.
Конь прянул бешеным прыжком,
Но, укрощенный седоком,
Помчался лугом, как стрела,
Грызя стальные удила.
Они пересекают брод,
На холм Карони путь ведет,
И двое в брызгах и пыли
За третьим чуть поспеть могли.
Быстрей стремительной волны
Над Тизом мчатся скакуны.
И, оживляя небосклон,
На башнях Дауна рой знамен
Поплыл коням наперерез,
Мелькнул - и позади исчез.
Блер-Драммонд слышит гром копыт,
Сноп искр из-под коней летит.
Еще рывок - и над водой
Возвысил стены Кир седой,
И Форт, угрюмая река,
Омыла скакунам бока.
Прыжок и шумный всплеск, как гром!
Они на берегу другом.
Крейг-Форт по правой их руке,
А вот и Стерлинг вдалеке.
Твердыня Севера встает,
Вонзая башни в небосвод.
19
Все так же ровно конь бежал,
Как вдруг Фиц-Джеймс его сдержал.
Дал рыцарь знак, и вот де Во
Стоит у стремени его.
"Де Во, твои глаза остры.
Кто там спускается с горы,
Неузнаваем до поры?
Он стар, но строен и высок.
Зачем с горы наискосок
Спешит он к башням городским?"
"Не знаю. С конюхом таким
Охотиться бы мог барон.
Но в небогатом платье он".
"Я вижу, тьма в твоих глазах.
Так пусть тебе поможет страх.
Я помню этот гордый шаг,
Никто в стране не ходит так.
Джеймс Дуглас! Дядя он родной
Тому, кто изгнан всей страной.
Скорее в город, ко двору!
Джеймс Дуглас! Это не к добру.
Король сильней своих врагов,
Но к встрече должен быть готов".
И снова - скачка, как полет,
И все у боковых ворот.
20
А Дуглас по горе крутой
Глухой извилистой тропой
Шел в Стерлинг из монастыря,
С самим собою говоря:
"Да, сколько тяжких перемен!
Отважный Грэм захвачен в плен,
И гордый Родрик обречен
За свой мятеж заплатит он,
Я голову за них отдам,
Успеть бы лишь по их следам.
Обитель скроет дочь мою:
Ее я небу отдаю,
Хотя счастливее хотел
Я уготовить ей удел.
Но нет, роптать не стану впредь.
Последний долг мой - умереть.
Вы, башни смерти! Возле вас
Кровь Дугласов лилась не раз.
Ты, холм кровавый! Как вчера
Ты помнишь звуки топора,
Когда под тихий женский плач
Знатнейших убивал палач.
Итак, темница и топор,
Готовьтесь! Я спустился с гор.
Но почему на мирный лад
Колокола везде звонят?
Что за флажки видны с горы?
Зачем одежды так пестры?
И почему со всех сторон
И смех, и танцы, и трезвон,
И грохот, и поток людской?
Здесь, видно, праздник городской.
Джеймс будет там. Стрельба в мишень!
Прыжки! Борьба! Ему не лень
Смотреть на это целый день.
Хотя как истый рыцарь он
В боях турнирных искушен.
Тряхну сегодня стариной.
Король увидит, что со мной
Не сладить силе молодой.
Он сам, когда ребенком был,
За эту мощь меня любил".
21
Вот праздник наконец открыт.
Ворота настежь, мост гудит,
Копыт разноголосый звон
Летучим эхом отражен,
И выезжают на простор
Король Шотландии и двор.
Джеймс ехал улицей крутой
Перед ликующей толпой.
То, отдавая ей поклон,
До гривы наклонялся он;
То слал красавице привет,
Приподнимая свой берет,
И прятала лицо она,
Стыда и гордости полна;
То вновь поклоны раздавал;
То горожанину кивал;
То плясунов благодарил
За их старание и пыл;
И все гремело: "Да живет
Король наш, любящий народ!"
За королем теснилась знать,
И можно было увидать,
Как под бароном гордый конь