Она действительно ждала моего ответа.
Я притянул Кармен поближе и сделал вид, что подвергаю ее каблуки чуть ли не научному исследованию. Еще пара минут, и я бы вышел за грани приличий. К счастью, она меня оттолкнула, вернулась на свое место.
Знаете, Фрэнк, — посмотрев на меня, сказала она, — вы мне симпатичны… по-человечески. И мне бы хотелось… — продолжила она, но тут вошел Нарцисс.
— Идиотские лифты!
Он был в экстравагантном пальто из жемчужного каракуля, белых перчатках и шапке из меха ангорского кролика с кисточками. Убивец пылал гневом, его лицо побагровело. Он махнул нам рукой, скрылся за дверьми своего святилища и тут же позвал Кармен:
— Мне нужно срочно выпить…
Кармен подмигнула мне и вошла к нему с бутылкой виски. Я ждал, прислушиваясь к их шепоту. Наконец Нарцисс пригласил меня войти. Он успел снять пальто с шапкой и облачиться в пурпурный шелковый жакет, приносящий удачу, который надевал специально для игры в покер у Кармен, где и заслужил свое прозвище Убивец, поскольку все время выдавал по пять карт подряд одной масти.
— Присаживайтесь, мой дорогой полковник Болтон.
— Я принес тебе альбом. Там фотография француза и даже его чертово стихотворение для Беатрис.
Я всегда с трудом переносил этого свихнутого Гилена и теперь, думая о нем вновь, не очень удивлялся — даже почти не удивлялся — тому, что он стал извращенцем и садистом.
Нарцисс покачал головой и внимательно прочел текст.
— «Клеит, бойко кадрит. Колобродит. И баркаролу яро басит…» И опять… любовь в конце стихотворения. Посмотрите, Кармен.
Он отложил листок и вздохнул:
— Здесь что-то от нас ускользает. Наверняка какой-то шифр. Я знаю человека, которому можно поручить дешифровку. Я с ним свяжусь позднее.
Он хлебнул виски.
— Ладно, а пока перейдем к другому. Ты готов к дьявольски неприятной новости?
Конечно. Мы готовы на все, не правда ли, Кармен?
Нарцисс вдруг громко закашлялся. Я вспомнил о Герцоге и отвел глаза. Он продолжил:
— Ума Бронстин… Мертвая женщина, найденная в бассейне… Она жива.
— Вот как! — удивился я. — Тем лучше для нее, разве нет? Иногда все же лучше быть живым, чем мертвым.
— Не иначе как корейская пословица? Но не радуйся так быстро, для тебя это не такая уж и хорошая новость. Тело… Фотографии трупа, которые мы видели вчера… Полагаю, ты не забыл? Так вот, на самом деле это Гертруда Токлас.
— Гертруда Токлас?
— Она самая.
Я почувствовал, что кровь во мне забурлила.
— Господи! Я знал ее лет десять назад. Она только начинала сниматься в фильмах категории В{57}. Ее настоящее имя… было…
— Элис Стайн. Я знаю, знаю. Я помню о твоей забавной истории с ней. Поэтому я и позвонил тебе сегодня утром. Но ты еще спал…
— Элис… Ты уверен?
— Сожалею, Фрэнк. У полиции нет никаких сомнений: твоя Элис жила у Умы Бронстин… Они были подругами. Даже больше чем подругами. Во всяком случае, это не важно. Ума уехала на несколько дней и оставила Гертруду Стайн на своей вилле, в Саус-Дистрикт, у которой, кстати, французское название «Пылинка»[8]. Это добавляет еще одну жемчужину в твое ожерелье.
— Красивая метафора!
— С тремя жемчужинами ожерелье утяжеляется. А тот французик мог знать Элис? Мог ли он, допустим, подсказать ей название для ее виллы?
Я пожал плечами. Теперь срочно выпить нужно было мне.
Элис могла ему понравиться, этому доморощенному Бодлеру[9]. Ах, грудки Элис! У нее их было две, приблизительно одинаковые по весу и по форме, но соски отличались цветом и, самое главное, реакцией на прикосновение языка… Один набухал и вытягивался в два счета, другой никуда не торопился. Это меня забавляло. Разномастные груди. Я называл их Сцилла и Харибда. Она хвалила меня: «Ты это заметил, ты — зоркий…» Да и вообще, по части утех у нее были довольно интересные инициативы. Но сейчас речь шла не об этом.
Прищурив свои красивые девичьи глаза, Нарцисс внимательно смотрел на меня.
— Я не смог поговорить с Умой Бронстин, она еще не вернулась, — продолжил он. — Зато успел посадить себе на хвост главную инспекторшу Бун. У нее есть информация, которой нет у меня, но она быстро поняла, что и я знаю то, что неизвестно ей.
Он выдержал паузу перед тем, как совершенно невыразительно спросить:
— Кстати, а где ты был в тот вечер, когда произошло преступление? То есть в день своего приезда.
В голосе Убивца сквозила недоверчивость, которую он даже не пытался скрыть.