— Слушайте, — сказала я, — пожалуйста, давайте на минутку вернемся к берегу.
— Зачем?
— Мне очень нужно. Видите сигналит с машины человек? Это мой брат.
Я понимала, что если назову Бориса своим женихом, то меня просто поднимут на смех. Но длинный все равно не поверил.
— Брат, говоришь? — спросил он, прищурясь. — И много у тебя таких братьев?
— Ну я как человека прошу, надо, понимаешь?
— Если все сестры только из этогогорода придут провожать Куртмалая, — сказал он, — то на причале места не хватит. Вот так-то, сеструха, подождет твой браток до лучших дней.
Ох, какой же он был противный! Стоял, картинно подбоченясь, бушлат нараспашку, мичманка еле держалась на копне кудрявых волос.
— Ну и черт с тобой, — сказала я, ненавидя этого старшину от всей души.
Борис перестал сигналить и стоял, глядя на мотоботы. Он, наверное, не видел меня, хотя я махала руками и даже несколько раз окликнула его. Но поняла, что кричать бесполезно. Шум моторов заглушал все, даже песню, которую пели моряки на соседнем сейнере. И все-таки мне стало как-то светло и спокойно оттого, что пусть на минутку, пусть издалека, но я все же увидела Бориса. Пусть издалека. Пусть нам не удалось сказать друг другу ни слова. Но я знала, что он по-прежнему помнит обо мне и, конечно, любит меня. А больше мне ничего и не надо было.
Когда начало темнеть, над рейдом кузнечиками застрекотали моторы и суда один за другим стали уходить из гавани. Этот чертов Куртмалай стоял у руля и о чем-то переговаривался с окружавшими его моряками.
Было холодно. С наступлением темноты морозец заметно начал крепчать, и я озябла.
— Где ты тут, сеструха? — раздался голос Куртмалая. — Идем, я тебя в тепло определю.
Я так обрадовалась этому, что на минуту забыла о том, что зла на старшину. Он подвел меня к какому-то люку.
— Забирайся.
Я с удовольствием нырнула в темноту, дохнувшую в лицо теплом. Здесь нельзя было даже выпрямиться во весь рост, но это не имело никакого значения. Я уселась на палубу и, отогревшись, уснула так крепко, что не услышала, как смолк стук мотора. Над головой прогрохотали шаги, люк открылся, и Куртмалай крикнул:
— Сеструха, пришли!
Я выскочила на палубу. Мы были почти у самого берега, над которым поднимался крутой обрыв. Было светло, и я не сразу поняла, что этот свет идет от ракет, медленно плывущих в небе. Там, наверху, на обрыве шла стрельба и стоял сплошной крик. На минутку мне сделалось страшно и захотелось остаться на судне. Ребята столпились на носу, готовые прыгать на берег, по мотобот встал метрах в двух от него.
— Что там еще? — заорал Куртмалай, снова вставший к рулю.
— Камни. Не подойдем, — ответили ему с носа.
Кто-то закричал:
— Эй, там, впереди, прыгай в воду, не задерживай!
У меня мороз побежал по коже. Вода-то ледяная! Кто-то из стоящих впереди моряков сказал лихо:
— Эх, была не была!
Но тут, расталкивая всех, на нос прошел Куртмалай.
— Подожди! — властно приказал он и позвал: — Михеев, Зайцев, живо сюда! Давайте трап. Прыгаем!
Никто не успел сообразить, в чем дело, как старшина мотобота со своими ребятами прыгнули в воду. Они положили трап себе на головы, придерживая его руками.
— Беги быстро! — заорал Куртмалай, и замершие было на миг люди побежали по этому живому трапу.
Когда подошла моя очередь, я больше всего боялась наступить на пальцы этим трем, стоящим в воде. Но лавина людей подхватила меня, и, забыв приказ пожилого капитана держаться возле него, я побежала со всеми туда, откуда неслись звуки боя.
Уже наверху меня остановил какой-то командир и спросил:
— Радист? — я кивнула. — Быстро вон в ту воронку!
Я прыгнула в неглубокую воронку. Там, прислонясь к стене, сидел лейтенант. Руки его были наспех перебинтованы, и кровь сочилась сквозь марлю. Рядом стояла радиостанция.
— Радистка? — обрадованно спросил он. — Будем в паре работать. Вызывай… Позывной — ЦКТУ.
Лейтенант указывал место, куда должны были бить береговые батареи, расположенные на той стороне бухты. С ревом проносились снаряды, и мне казалось, что какой-то из них непременно упадет на нас. Но потом об этом стало некогда думать. Я даже не замечала мороза, который становился все сильнее и сильнее.
В воздухе все время кружились вражеские бомбардировщики, то и дело с грохотом взрывалась мерзлая земля.
К вечеру заглянул тот капитан, с которым я высаживалась.
— Выбирайтесь оба, смена пришла. Идите вот в тот дом, в подвал, там начальник связи.
От дома почти ничего не осталось, так его разнесло во время обстрела.
Я спустилась в подпол и попала в сплошную темноту. Но где-то впереди слышался громкий возбужденный разговор, и я двинулась на голоса.
В большом отсеке мелькнул свет и погас снова. Я встала в дверях.
— Ну, долго ты будешь возиться? — нетерпеливо спросил мужской голос.
— Сейчас, — ответил другой, и тут вспыхнул свет, не очень яркий, но вполне достаточный, чтобы рассмотреть находившихся здесь людей.
Один сидел на корточках перед аккумулятором. Он был в ватнике и в таких же стеганых брюках. Другой в бушлате и в сапогах, на голове, несмотря на холод, мичманка. Я кашлянула. Сидевший возле аккумулятора вскочил и, рассмотрев меня, очень галантно поклонился.
— Милости прошу, — сказал он, — будем знакомы. Азик Куперман. Шифровальщик первого класса и вообще чудный парень. А это Миша Мироненко, адъютант старшего морского начальника. А вы, кажется, радистка?
Он оглушил меня своей болтовней, и я ответила без особой вежливости:
— Радистка. Мне нужно к начальнику связи.
— Мишенька, детка, отведи товарища радистку к начальнику, — сказал Азик.
Начальник, капитан третьего ранга, был ранен. Он лежал на каком-то подобии постели и приподнялся на локте, когда я ввалилась к нему.
— Куда и что передавать, — спросила я с ходу, — и вообще, где мне тут устроиться со своим хозяйством?
Капитан третьего ранга несколько секунд смотрел на меня, ничего не понимая.
— Я радистка, — объяснила я, — где мне устроиться и с кем связываться?
— Сейчас же идите на берег и устраивайтесь на катер.
— Зачем? — не поняла я.
— Затем, что мне не нужны такие воины. Только и не хватало, чтобы у меня здесь детский сад открывался. Ну, немедленно на берег!
Я обомлела. Но пусть он даже прикажет расстрелять меня, все равно я не уйду отсюда. Я села возле него и спросила как можно ласковее:
— Вас сильно ранило? Может, перевязку сделать?
Но он не поддавался ни на какие уловки.
— Я кому сказал?
— Не знаю я, кому вы и что сказали, только я отсюда никуда не уйду.
— Как не уйдешь? Чтобы и духу твоего не было. А ну, быстро, не тяни время!
— Вам вредно нервничать, — сказала я.
— Мироненко! — позвал капитан третьего ранга.
На мое счастье, его никто не слышал.
— Позови мне Мироненко или Купермана.
— Ну да! Что, я дура, что ли?
Глядя на сердитого начальника, я решила, что лучше не мозолить ему глаза и укрыться где-нибудь.
— Последний раз приказываю вернуться с катерами, — с угрозой в голосе сказал он.
И тут неожиданно для себя самой я вдруг взбесилась. Теряя голову от злости и не в силах сдержаться, бросила:
— Да ну вас!.. Все равно не пойду!
Он от неожиданности онемел на секунду, потом сказал спокойным голосом:
— Хорошо, но я тебя в такое место отправлю, что ты у меня через день на коленях к маме проситься будешь.
Не вступая больше в пререкания, я молча вышла в темный коридор. Натолкнулась на капитана.
— Ну как, порядок? — спрооил он, — Ну пойдем, отыщем тебе уголок, пока шифровальщик радиограмму готовит.
Я ничего не сказала ему о стычке с капитаном третьего ранга.