Девчонки
Глава первая
Майским прохладным вечером Лизавета Мокрушина возвращалась со свинофермы домой. Шла не торопясь, выбирая сухие места, аккуратно обходила мутные лужи в выбоинах дороги. Возле небольшой избы с посеревшими от времени стенами замедлила шаги, бездумно заглянула в окна.
Здесь жила вдова, доярка Мария Трофимовна Потапова. Два года назад пришло в эту семью несчастье: скоропостижно умер хозяин дома, шофер колхоза Григорий Потапов. Жена осталась с двумя ребятами: одиннадцатилетней Нюрой и месячным Ваняткой.
А годом позднее схоронила мужа, измученного тяжелой и долгой болезнью, Лизавета Мокрушина. И, видно, это горе сроднило двух женщин, совершенно разных по характеру: тихую, серьезную Марию Трофимовну и недобрую, насмешливую Лизавету.
Пожалуй, на селе это был единственный дом, куда Мокрушина могла войти в любое время: Мария Трофимовна по мягкости своей находила оправдание резким поступкам Лизаветы, не судила ее так строго, как другие сельчане.
— Баба молодая, горячая, обомнется еще, — говорила она людям. — Рано овдовела, сердце-то и затвердеть могло.
— Почему же у тебя оно не затвердело? — возражали ей.
Женщина пожимала сухонькими плечами:
— У меня и возраст не тот. Чего сравнивать?
Посмотрев в окно, Лизавета увидела: Мария Трофимовна стоит возле печки с подойником в руках и что-то горячо выговаривает дочери Нюре, и вроде бы даже плачет, вытирает глаза передником. Нюра сидит на табуретке, опустив темноволосую голову, крепко зажав меж коленками ладони. Вот она подняла лицо, отвечая матери, и Лизавета отступила в сторону.
Эта женщина была еще и очень любопытной.
«Что стряслось у них?» — заинтересовалась она и решила войти в избу, разведать обо всем.
Потоптавшись с минуту возле калитки, бесшумно открыла ее, прошла по деревянному настилу и, мягко ступая резиновыми сапогами, поднялась на крыльцо.
Двери в избу были приоткрыты.
— Да разве я столько в сторожах-то заработаю? Ты хоть думай, что говоришь! — сразу услышала Лизавета голос хозяйки и притихла в сенях…
— Тебе к зиме надо новую форму справить, и валенки опять же прохудились, — продолжала Мария Трофимовна. — А коров-то мне легко ли передавать в чужие руки? — воскликнула горестно.
«Снимают ее с доярок, видать? С чего бы?..» — удивилась Мокрушина.
— Я лета не дождусь, измучилась с Ваняткой. Калистратовна до июня нянчиться с ним согласилась. А там бы ты подоспела.
— На ночь-то она его может брать. Он ведь спать будет, — возразила Нюра.
— Так ты, значит, определила меня в сторожа — и делу конец? Не бывать этому!
Подойник брякнул у самых дверей, и Лизавета, испугавшись, что ее застанут врасплох, быстро вошла в избу.
Мария Трофимовна хмурым кивком ответила на приветствие, а Нюра занялась двухгодовалым Ваняткой.
Лизавета без приглашения села у порога на табуретку, оправила юбку.
— Дай, думаю, зайду к Трофимовне. Нитки у меня тридцатый номер кончились. Последний тюрячок исшила, а сельпо закрыто уже. Коврик охота сегодня доделать.
Хозяйка молча переливала молоко из подойника в кринку, видно, только что подоила корову.
— Не знаю, есть ли у меня такие, — проговорила она. — Взгляни вон в коробочке, Нюра.
Нюра взяла с окошка маленькую шкатулку, оклеенную ромбиками из соломки, порылась в ней.
— Тут сороковой номер только.
А Лизавета соображала, о чем бы еще поговорить.
— Что-то у моей коровы один сосок загрубел, — придумала она, уверенная, что уж на это-то доярка обязательно откликнется.
Мария Трофимовна насухо вытерла подойник, поставила на шесток кверху дном.
— Не додаиваешь, значит, до конца, — сказала осуждающе. — Так и корову испортить можно.
— Как быть-то, присоветуешь? — спросила Мокрушина, обрадовавшись, что разговор наладился.
— Растирать теперь с маслом надо, массаж соску делать. Сегодня же начинай.
Наступило молчание. Все спрошено, все отвечено. Вроде и уходить надо.
А Лизавета все сидела, не зная, как подвести разговор к делу. Ничего не придумала, спросила напрямик:
— А что это ты, Трофимовна, смурная какая-то сегодня? Не приболела ли?
Нюра быстро взглянула на мать: еще не вздумала бы про все Мокрушихе рассказать. Только ее здесь и не хватало!
Исподлобья метнула сердитый взгляд на непрошеную гостью.
Ох и хитрющая эта Лизавета! Вьется вокруг людей, когда надо что-нибудь, а сама в два счета может обидеть любого. Дядя Егор-то, наверно, из-за нее захворал да и умер. А после его смерти Мокрушиха Степановну, свекровь свою, из дома родного выжила. Отправила ее к брату дяди Егора будто погостить, та уехала да и с концом! Не приняла ее больше Лизавета.