— Да завяжись ты! — прикрикнула на Альку Нюра. — Неужели нельзя догадаться?
Алька молча послушно подняла вверх тяжелые сплетения волос, неловко нагородила их на голове, пытаясь перевязать лентами.
— Виктор Николаевич! — крикнула Нюра, выплескивая грязную воду из ведра. — Краску нам теперь нужно. Мы сами вагончик выкрасим.
Директор подошел к новой лесенке, снял фуражку, вытер ею потный лоб.
— Какую тебе краску, Нюра?
— По-моему, зеленую, — несмело включилась в разговор Светлана Ивановна, оказавшаяся рядом, и быстро спросила:
— А ты как думаешь, Нюра?
Нюра пожала плечами. Спрыгнула на землю, налила в ведро воды из кадушки, поднялась обратно и только тогда ответила:
— Можно и зеленую. Но лучше голубую.
Светлана Ивановна растерянно взглянула на директора и поспешно согласилась:
— Пожалуйста, пусть будет голубая.
Нюра обмакнула голик в воду, натерла его мылом.
— Или зеленая, — сказала она.
Виктор Николаевич расхохотался. Нюра нахмурилась.
— В общем, только чтобы не коричневая, — сердито бросила она через плечо и ушла в вагончик.
— Спуститесь-ка сюда, Светлана Ивановна, — предложил директор.
Отошел в сторону, оседлал чурбанчик, похлопал ладонью по второму:
— Прошу!
Учительница села.
— Не вздумайте переживать по этому поводу, — сказал Шатров и увидел, как глаза девушки мгновенно наполнились слезами. Он свистнул тихонько и, быстро перекатив свой чурбанчик, сел так, чтобы из вагончика не видно было лица учительницы.
Девушка судорожно всхлипывала, всеми силами стараясь удержать слезы. Она и морщилась, и улыбалась одновременно, и мяла в руках носовой платок, не решаясь вытереть лицо, чтобы не привлечь внимания ребят.
— Вы не подумайте… не подумайте только… что я из-за краски… — бормотала она, совсем по-детски слизывая соленые капли, которые катились и катились по щекам на губы.
— А из-за чего? — шипящим шепотом спросил Виктор Николаевич и нарочно наклонился к ней, смешно изогнувшись на чурбанчике, и приставил ладонь к уху, чтобы забавнее было, чтобы она рассмеялась.
И она улыбнулась, потому что и сама была не рада этим глупым слезам.
— Из-за того, что я, вообще-то, здорово боюсь! — торопясь, выкладывала девушка, уставшая обо всем думать одна. — Не знаю, сумею ли завоевать авторитет у девочек…
— Они уважают вас.
— Да. За литературу.
— И здесь все хорошо будет.
— Откуда вы знаете?
— Чувствую.
— Я ничего не понимаю в утином деле…
— Они тоже.
— Вот видите? Это же страшно!
— Ничего страшного нет.
— Приезжайте чаще, советуйте!
— Я сам в этом ничего не смыслю.
Глаза Светланы округлились, слезы в них мгновенно высохли.
— Как же так? — тихонько спросила она. Шатров встал с чурбачка, потянулся, кряхтя.
— Не боги горшки обжигали, Светлана Ивановна, — спокойно, однако испытывая некоторое смущение от взгляда учительницы, тревожного и недоуменного, — сказал он. — В конце концов, есть зоотехник, есть председатель колхоза. А вон там, — он указал пальцем на другой берег озера, — имеется утиная ферма.
Светлана вздохнула, кажется, с облегчением. Тоже встала и призналась:
— Вообще-то, меня не так утята, как девочки беспокоят. Особенно Нюра…
— А с этим так…
Директор заложил руки за спину.
— Без нужды ни во что не вмешивайтесь. Дайте им волю. Они девчонки неглупые, к работе приучены. Кое в чем и вас по хозяйству обскакать могут, — деликатно намекнул директор.
Светлана Ивановна кивала, охотно соглашаясь.
— Пусть Нюра самостоятельно решает многое. Но следите, чтобы никого не ущемляла. Это у нее есть.
— Да, да. Есть!
— И если заметите, что перегибает Нюра, неправа в чем-то — предлагайте свое. Но уж тогда добивайтесь, — выразительно выделил он, — чтобы это предложение ваше было принято, доказывайте, почему оно лучше. Не сдавайтесь легко.
Светлана Ивановна решила, что Шатров намекает насчет краски и быстро спросила:
— Виктор Николаевич! А вот вы как думаете: в зеленый или голубой цвет лучше покрасить вагончик? Это мелочь, конечно.
— Почему — мелочь? — пожал плечами Шатров. — Вам жить в вагончике. Значит, надо сделать его таким, чтоб глаз радовал. Я бы, пожалуй, в зеленый покрасил, — взглянув на облупленные стены полевого «домика», решил он, и лицо Светланы порозовело.
— Зеленый цвет хорошо сольется с лужайкой, с кустарником на берегу, — продолжал Шатров, и с удовольствием огляделся. Потом поднял глаза в чистую синеву неба и неожиданно закончил: