Она не видела, записал ли что-нибудь в блокнот зоотехник. Она побежала к машине, вскарабкалась на нее и сквозь щели в ящиках нащупывала горячие трепетные тельца, прижималась к решетке, вслушивалась в тревожное попискивание. Если бы могла, она влезла бы туда к ним вся-вся, зарылась бы лицом в желтую пушистую мякоть, как сегодня утром в зеленую траву на лужайке, и полежала бы тихо-тихо… Не шелохнувшись…
Глава десятая
Жизнь на озере шла своим чередом. Появились здесь и другие жильцы.
Однажды Аксинья вернулась из села с большим лохматым черным псом Бобкой. Петр Степанович смастерил будку, посадил собаку возле нее на цепь, хотя характер у Бобки был добродушный, веселый.
Пес сдружился с девочками, взвизгивая и виляя хвостом, подзывал их поближе. Они подходили, гладили широкую кудлатую голову, кормили пса остатками супа, каши.
Обзавелась Аксинья и цыплятами. Молодые белые петушки и курочки то и дело рылись в земле на очищенной площадке, разгребали линейку и звездочку, выложенные мелкими белыми камешками возле мачты.
— Ой, озорники! Пши, пши! — кричала на них Аксинья. — Будто и места другого вам нет. Идите вон к кормокухне, там зернышки склевывать можете, еще чего подбирать бросовое…
Цыплята быстро подрастали.
— Поросеночка бы завести, — размечталась Аксинья.
— Ладно тебе, — прикрикнул на нее муж. — Ишь, как расхрабрилась на даровые-то корма. Вот получишь на трудодни свой хлеб, тогда и заводи.
Аксинья и Петр Степанович были в колхозе новыми людьми. До этого жили в Сибири, потом переехали в Свердловск. Наконец решили перебраться в деревню.
Председатель колхоза согласился взять их в сторожа на утятник, тем более, что никому из колхозников не хотелось уезжать на озеро от хозяйства. Пожив первое время в селе, Погодины устроились в новом доме на Кортогузе.
Петр Степанович все ночи бодрствовал, охранял утят. Потом привезли моторную и весельную лодки, он стал смолить и красить их.
Аксинья по утрам выбегала на загон, начинала вместе с девочками кормить уток, но почти каждый раз вдруг всплескивала руками и, крикнув: «Ах ты боже мой! Забыла я совсем…» — убегала в избу.
Сергей Семенович однажды спросил Светлану Ивановну:
— Ну, как Погодины работают?
— Петр Степанович хорошо, а Аксинья пока что ходит по загонам и разговаривает с утятами примерно так: «Вот вырастите вы, уточки, расплыветесь по озеру в разные сторонушки, а я вас на лодочке загонять буду, чтобы к бережку плыли, силушки зря не тратили».
Никто не слышал, о чем говорил в избе председатель с Аксиньей, но на следующий день все удивились: сторожиха никуда не убегала, готовила мешанку, кормила утят.
Каждое утро на утятник приезжал с кормами и водой Коля Боровков. Девочки привязались к этому доброму, тихому парню. Он помог им расчистить волейбольную площадку, навесить сетку, и теперь они играли здесь по вечерам. Иногда Коля угощал девочек пирожками с черемуховой мукой или с яйцами и зеленым луком.
— Мама прислала, — застенчиво улыбаясь, подавал он гостинцы девочкам.
Колю приглашали пообедать. Он долго отказывался, а потом садился и неторопливо хлебал похлебку, приготовленную на костре очередной дежурной.
— Мама вчерась пельмени состряпала, — степенно сообщал он. — Я говорю: «Зачем ты для меня-то одного… Не надо…» А она все равно.
Девочки знали, что Колина мама часто хворала. Из-за ее нездоровья Николая освободили от службы в армии: у старушки никого больше не было.
С хозяйством и огородом Коля управлялся сам. Ради матери держал корову, чтобы всегда были свежее молоко, сливки, творог… Сам доил корову, кормил и выгонял в стадо.
В селе называли Колю «Молчуном», а Лизавета Мокрушина дала ему обидное прозвище «полудурок».
— «Мы с мамой», «моя мама», «у моей мамы», — передразнивала она Николая. — Парню двадцать лет, а от материнского подола никак не отцепится. Полудурок и есть!
— Какой же он полудурок! — возмущалась Мария Трофимовна. — Если мать бережет, людям по-доброму улыбается — так и полудурок?
Узнав, что Николая назначили возчиком кормов на пионерскую ферму, Мокрушина совсем развеселилась:
— Вот-вот! По уму-то в самый раз Кольке с ребятишками робить. Штат подходящий. Теперь, гляди, живо Америку по мясу обгоним! — хохотала она.
Люди осуждали Лизавету за насмешки, жалели Николая, иногда помогали ему по хозяйству…
Разгрузив корма, Коля косил клевер и крапиву для уток, вместе с девочками лопатой рубил зелень в корыте.