Катя промолчала, будто засмотрелась на что-то в окно… И, решив покончить с расспросами, сама стала пытать бабушку.
— Ясли строят у вас?
Аграфена Никитична, угощая Катю чаем с хрустящими тоненькими ватрушками, рассказала новости. Председатель у них новый — вот и жизнь по-другому пошла.
— Бедовый такой, сообразительный. Теперь и на фермах порядку больше стало, и машины заработали.
— А про болота говорит что-нибудь? — поинтересовалась Катя.
— Ну, да не сразу, конечно, все охватит, а только надежда у нас на него большая. Народ к нему тянется. И школьников наших к делу приспособил, не ходят теперь по деревне, не пинают воздух ногами. Тебе трудодни-то идут? — неожиданно спросила внучку Аграфена Никитична.
Катя поперхнулась.
Бабушка внимательно посмотрела на нее.
— Ну-ка, рассказывай, внученька, хватит таиться! Сразу приметила я неладное, да виду не подала. Отец-то с матерью здоровы ли?..
— Здоровы, — прошептала Катя и вдруг уткнулась лицом в бабушкины колени, заплакала горько, безудержно.
— Чего ты, а, Катя? Да что ты, голубушка? Ну-ка, сказывай, сказывай скорее… Чего стряслось-то у тебя?
И Катя, захлебываясь слезами, поведала бабушке про свою беду.
— Вон оно, выходит, дело-то какое, — сказала та, выслушав внучку. — Не приняли, значит?
— Не приняли, — всхлипнула Катюша.
— А может, матери учителку вашу попросить? Нельзя тебе от фермы отступаться, дело хорошее. Пусть сходит мать-то.
— Не-е-ет, Нюра все равно не примет, — безнадежно покачала головой Катя. — Она ведь заведующая-то фермой…
Бабушка молчала, встревоженная и огорченная.
— Не знаю тогда, что и присоветовать тебе, Катерина, — сказала она. — Иди хоть в полевую бригаду, что ли…
— Стыдно. Мальчишки засмеют…
— А ветер пинать не стыдно? — вдруг рассердилась Аграфена Никитична. — Завтра же пристройся куда-нибудь. Руки-то везде сейчас нужны.
Потом они ходили в кино. Перед началом сеанса к киномеханику, парню в защитной гимнастерке, подбежал белоголовый парнишка и, звонко швыркая носом, дернул его за рукав:
— Федька, Маруська корову додаивает. Обождать велела.
Киномеханик удивленно хмыкнул:
— Чего это она за корову-то рано взялась?
— А опосля кино она на дальнюю ферму уедет, недосуг будет, — объяснял парнишка. — А корова-то взлягивает, не дается.
Вот уже десять минут седьмого, а киномеханик все не крутит картину.
— Чего еще, начинай давай! — покрикивают на него зрители. А парень ходит вокруг своей передвижки, установленной в конце продолговатого зальца, протирает что-то, подкручивает.
Но вот дверь в красный уголок широко распахнулась, и черноволосая, курносая девушка со всего маху плюхнулась на первое попавшееся свободное место.
Свет в зале сразу погас, на светлом экране забегали, заговорили люди.
…Крупными хлопьями валит снег. Ребята лепят снежную бабу. «Баба» вдруг ожила, подбоченилась тонкими руками-палками и пошла по снежной дороге показывать ребятам свои угодья.
— Ой, Федор, зазябла я совсем, — обернувшись к киномеханику, звонко крикнула черноволосая девушка. — И чего это ты посредь лета зиму показываешь, с опозданием на полгода кино привозишь.
«А у нас «Судьба человека» идет. Совсем новая картина», — опять с гордостью подумала Катя.
— По вашему-то клубу и это ладно, — усмехнулся парень и добавил добродушно-ласково: — Сиди давай, не крутись. После зимы весну запущу, согреешься…
— Вот подожди, — звонкоголосо продолжала девушка, — председатель говорит, на будущий год клуб в Замирайке новый будет…
«А у нас уж достраивают, большой, как в городе…»
— …так тогда мы тебя близко не допустим со старыми-то картинами.
— Ой, похоже, ты на будущий год сама из Замирайки в село переберешься, — оглянувшись, хитро хихикнул какой-то старичок.
— А я еще посмотрю, подумаю, — весело ответила девушка.
Бабушка склонилась к Кате, прошептала:
— Маруська-то — Федькина невеста…
«Весна на Заречной улице» в Липовке прошла давно, но Катя с удовольствием смотрела картину снова. Уж очень нравилась ей песня из фильма. Она даже подпевала тихонько его героям.
На душе у Кати стало легче — на нее всегда так действовала музыка. Девочка не знала, как поступит завтра, но что-то надо делать.
Катя проводила бабушку на ночное дежурство и, прощаясь, сказала:
— Я, наверное, завтра рано уйду, не дождусь тебя.
Аграфена Никитична поцеловала внучку, поправила сбившийся платок на ее голове.
— Ну-ну, смотри, как тебе лучше, — сказала ласково. — А я на днях прибегу к вам, попроведаю.