— Ух ты! — удивился Сенька. — Питание-то у них — как на курорте!
Сенька ведь не был на занятиях по зоотехнике, которые в последнее время проводил с девочками-утятницами Смолин. Откуда ему знать, что утят сейчас нужно кормить усиленно, что они должны хорошо окрепнуть к моменту отправки на озеро.
— Им еще и рубленые яйца давать будут, и мел, — миролюбиво сказала Нюра.
— А мел-то зачем? — опять удивился Сенька.
— А чтоб у них косточки крепче были, — не очень уверенно ответила Нюра.
Школьники принялись раскладывать корм в ящички, прибитые к стенкам квадратов-двориков. Утята снова сбились в кучу у задней стены сарая. Тогда все вышли и стали наблюдать за ними из дверей.
Сонька Рябова тоже лезла, хотя Сенька несколько раз, будто ненароком, отпихивал ее плечом.
Почуяв пищу, утята заволновались и начали опасливо подвигаться к кормушкам.
И пошла работа! Радостно попискивая, толкаясь, утята жадно ели мешанку, подныривали друг под, друга, норовя ухватить пищу сразу в нескольких местах.
— Утка — птица неглупая, — объяснял зоотехник, — ее ко многому приучить можно. Там, на озере, перед каждой кормежкой бейте в гонг или, скажем, горните. Увидите, как утята будут сбегаться к пище.
Девочки слушали его, стараясь запомнить все. Только Сонька Рябова не знала, как бы незаметно» уйти из сарая. Ей это ни к чему, она к бабушке в гости уедет.
Глава четвертая
До выезда на озеро оставалось десять дней. Вот уже и заведующую фермой выбрали — Нюру Потапову. «Она самая подходящая, только пусть не задается», — сказал на собрании Сенька Болдырев. Ольгу Кубышкину назначили заместителем. Ее включили во вторую группу. Когда Нюрина смена дома отдыхать будет, Ольга за все на утятнике отвечать должна.
— Скорее бы первое июня, — не терпелось девочкам, — скорее бы на озеро!
Как-то утром одна из шестиклассниц пришла в школу заплаканная.
— Меня папка не пускает!
— И меня… — несмело призналась вторая.
А на следующий день выяснилось, что еще несколько семей уперлись и — ни в какую!
Виктор Николаевич ходил по домам, уговаривал, доказывал — ничего не помогало.
— Пусть лучше дома по хозяйству то да се делают, — твердили упрямые родители. — Больше проку будет.
— Как же теперь? — не раз растерянно спрашивала директора молоденькая учительница Светлана Ивановна, и Виктор Николаевич угадывал в ее голосе тайную надежду: а вдруг все рассохнется? Тогда никуда не надо ехать…
— А вы и рады? — однажды ответил он раздраженно и тут же ругнул себя за невыдержанность, увидев, как вспыхнуло худенькое лицо девушки.
— Что вы! — только и сказала она.
— Извините, Светлана Ивановна, — мотнул головой директор. — Я замучился с этими уговорами. Вот так из-за глупости отдельных людей может не состояться хорошее дело.
А в коридоре ликовала, трясла жидкими косицами Сонька Рябова.
— «Десять тысяч уток вырастим!» — передразнивала она девочек. — Вот и не поедете на Кортогуз!
Нюра не вытерпела, оттолкнула ее плечом:
— Помалкивай! Тебя это ни с какого боку не касается. Сказали — вырастим, значит — вырастим!
Девочки посмотрели на Нюру с удивлением. Как это «вырастим»? Ведь не пускают же некоторых…
Нюра собрала подруг в тесный кружок. Соньке не слышно было, о чем они шепчутся. А потом девчонки, взвизгивая от радости и хлопая в ладоши, побежали за Нюркой в кабинет директора.
Шатров ходил из угла в угол, заложив руки за спину.
— Виктор Николаевич, — окликнула его Нюра.
Директор вопросительно оглядел девочек.
— Что еще такое?
— Мы все равно поедем на Кортогуз, — упрямо наклонила голову Нюра, как будто приготовилась отразить удар. И, не давая директору сказать слова, продолжала:
— Не получается две смены — мы одной управимся. Выходные по очереди брать будем. А только все равно поедем, раз обещали.
Директор стоял посреди кабинета и серьезно смотрел на Нюру. Видно, обдумывал положение. Но-вот золотистая родинка взметнулась вверх — и широкая улыбка появилась на лице, которое минуту назад было хмурым и озабоченным.
Шатров перевел веселые глаза на учительницу и хитро подмигнул ей:
— Ну как, Светлана Ивановна, а? С такими девчонками не пропадете!
Та тоже улыбнулась и вздохнула, кажется, с облегчением. Шатров даже удивился про себя: ну не поймешь ее, эту ленинградку. Вроде бы обрадовалась, что все-таки поедут.
А Светлана Ивановна вечером писала матери: