— Это была моя семейная жизнь, — всхлипнула я.
— Значит, тебе нравится, когда тебя унижают?
Каждый раз, когда он так близко, мне хочется сжаться в комок. Мышцы деревенеют, а дышать становится тяжело. Слишком тяжело.
Вольф касается моего подбородка, а затем… моих губ. Его большой палец обводит их контур.
Его янтарные глаза.
Привкус страха. Внутреннего трепета перед этим мужчиной, от которого я, наверное, не избавлюсь никогда.
Каждый раз. Каждый раз мне кажется, что вот сейчас это случится.
Ведь он легко справится со мной. Одной левой. Каждый раз я, замирая, жду насилия и боли. Но каждый раз напрасно. И от этого еще мучительнее, еще страшнее.
— Господи боже, нет! Конечно же, нет… — выдавила я.
— Я знаю о тебе все, малышка, — раздается в моем ухе его вкрадчивый шепот. — Все, чем ты дышала эти три года. Все, что ты говорила на приемах у психолога.
Да, я действительно какое-то время посещала психолога. Но как, как такое возможно, чтобы он знал о моей проблеме?
— Ложь! — с навернувшимися слезами прошептала я. — Это врачебная тайна! Вы не можете знать!
— Могу, — пожал плечами он.
— Вы не человек! Вы — злой дух! — закричала я.
Но Вольф смотрел не на меня, не на мое, подозреваю, безобразно искривившееся от слез лицо, а на экран телевизора за моей спиной. Там Глеб на всю страну униженно извинялся перед Эдуардом Лихановым. Кажется, даже готов был встать перед ним на колени за то, что оболгал такого хорошего человека.
— Твой муж редкостный придурок, — проговорил Вольф. — Я хочу, чтобы ты покончила с ним раз и навсегда. Одевайся — доедем в одно место.
Что-то смутно подсказывало мне, что вчера он все-таки имел ввиду не телевизор, и я увижу Глеба не на экране, а вживую.
Странно, вроде бы я не выходила на улицу всего несколько дней, а кажется, что целую вечность.
У меня мелькнула мысль броситься прочь со всех ног, как только мы выйдем из подъезда, но Вольф словно прочитал ее и взял меня под локоть.
Я мучилась догадками, куда же он меня везет и даже рискнула спросить. Само собой, мой вопрос остался без ответа.
Впрочем, долго гадать не пришлось.
Это был ЗАГС. А около входа стоял Глеб Рудной.
Мой мерзавец-муж собственной персоной.
— Иди, — отрывисто сказал Вольф. — И давай без глупостей.
На ватных ногах я вышла из его машины. Я понимала, зачем он меня сюда привез и что происходит. С одной стороны, я испытывала облегчение — ведь я сама этого хотела. С другой стороны было тяжело.
Невыносимо тяжело смотреть на Глеба и понимать, что этому человеку я слепо доверяла.
Удивительно, но он поздоровался со мной, как ни в чем не бывало. Хватило наглости даже сделать это с легкой завуалированной издевкой. Задержался взглядом на машине Вольфа, пытаясь разглядеть, кто за рулем, но стекла были тонированы, и это было достаточно сложно.
Я старалась не смотреть на Глеба. Вести себя так, будто его рядом нет. Получалось, кстати, на удивление неплохо.
И вот оно — в моих руках. Бледная сине-зеленая гербовая бумага.
Свидетельство о расторжении брака.
Я — больше не жена Глеба Рудного. Облегчение и горечь. Ведь я все равно несвободна.
И об этом красноречиво напоминает мужчина с тяжелым взглядом в черном распахнутом пальто, который ждет меня у машины.
— Обзавелась новыми дружками? — свысока интересуется Глеб.
— И тебе хватает совести спрашивать? — распахнула глаза я. — Ты… ты обманул меня — сказал, что снял квартиру, а сам отправил к этому Эдику, в логово диких зверей! Такое ощущение, что ты просто не осознаешь всего ужаса своего поступка, Глеб!
— Ну, не убили же они тебя. Мы с Лихановым договорились, что больно тебе не сделают, — хихикнул бывший муж. — Так, поиграют слегка, немного помнут…
— Слегка поиграют? — мне показалось, что я ослышалась. — Немного помнут?
— Между прочим, тебе полезно, — искривил губы Глеб. — Может, хотя бы его ребята тебя немного расшевелили. А то ты в постели, как бревно! Что, пустили они тебя по кругу? Или делали это все вместе?
— Подонок! — мои губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. — Какой же ты подонок!
Я замахнулась для удара, но мое запястье перехватили.
— Не марай об эту падаль руки, детка, — проговорил Вольф, буравя Глеба своим тяжелым волчьим взглядом.
— Падаль? — завопил Глеб. — Падаль — это она! И такие, как ты!
Он трусливо попятился назад, но позади него была стена. Поэтому отступать моему бывшему мужу было некуда, когда Вольф хорошенько приложил его об эту стену. А затем — я даже не поняла, как это произошло. Движения Вольфа были неуловимы, но спустя несколько мгновений Глеб с окровавленным носом валялся около крыльца ЗАГСА, баюкая правую руку.