В миллион раз страшнее, чем тогда, у бандитов. Одно дело — страх за себя, и совсем другое — за семью, за близких людей…
— Рассказывай, Оль! — схватила ее за руку. — Не томи! Я пару дней назад разговаривала с ней по телефону — все было хорошо…
— Пару дней назад? — задумчиво переспросила бывшая подруга. — Тогда все понятно. Значит, она и твои родные просто не хотели тебя волновать. И… подвергать опасности. Все равно ты ничего поделать не сможешь. А навредить ей и себе — запросто…
— Да что с ней? Она жива? Здорова?
Меня охватил уже не просто страх, а самый настоящий ужас. Паника.
— Жива, — кивнула Оля и тихо добавила. — Насчет здоровья — не знаю. Говорят, он их избивает…
— Кто — он? Кого — их? — я уже не выдерживала. — Оля, если сейчас же не расскажешь, в чем дело, — не знаю, что со мной будет!
— Давай в сторонку хоть отойдем… В общем, пару месяцев назад объявился в Возогорах один… Тавров его фамилия. И началось. У хозяина молкомбината, Павла Вострякова, какой-то нелюдь пса застрелил. Дальше — больше. Потравили коров на ферме. Всяко-разно угрожали. Ну, а после того, как дом его подожгли, Павел уже не выдержал, да и продал этому Таврову свой молочный комбинат за сущие копейки. Тысяч за триста, по-моему, не больше — так он напуган был. И сразу уехал из Возогор вместе с семьей со своей. Тот молочный комбинат был делом всей его жизни.
— Ужас какой! — прошептала я. — А что же полиция?
— Вообще ничего! — махнула рукой Оля. — То ли прикормленные, то ли боятся. Даже заявление о поджоге дома у Паши принимать не стали. Это у вас, говорят, утечка газа произошла. Так что не к нам.
— Но какое это отношение имеет к Варе?
— Да самое прямое, — вздохнула Оля. — После того, как Тавров этот отжал у Пашки молкомбинат, то начался полный беспредел. Мы с Колькой сразу оттуда уволились — мы работали на молкомбинате этом. Он ведь, понимаешь, возомнил себя хозяином наших мест… Царьком. Сколотил вокруг себя банду и всех под себя подмял. Словно вернулись девяностые. Все жители Возогор ему и его братве дань платят. Вечером выйти на улицу нельзя — подстрелить могут. Да, по-настоящему! Это у них называется охотой. А уж что с девушками они делают… Понравилась какая — сразу в машину ее без разговоров, и к нему в дом везут. Тавров в Возогорах целый комплекс отстроил, все из натурального дерева, запредельная круть… И завел себе там зверинец — медведь у него там живой, лисы… И еще дикие волки. Воют по ночам — страшно. А он их по-всякому мучает… Вот именно волков люто ненавидит почему-то, говорят…
— Варя… — едва слышно прошептала я, но не смогла продолжить.
Голос сел. Кажется, я обо всем догадалась…
И догадка эта была жуткой.
— Да… — печально сказала Оля. — Варька, глупая, к подружке в Возогоры приехала. Увидел этот самый Тавров ее — и все… В тачку свою сунул и увез. Теперь Варя там, у него… С тех пор все возогорские девушки вздохнули с облегчением — их пока не трогают. Приглянулась она ему.
Удар был такой силы, что я дышала с трудом.
Варя, Варенька, моя глупая и самоуверенная младшая сестричка…
Лучше бы это случилось со мной! Лучше бы я не избежала насилия, но не ты!
Этого не должно было случиться с тобой! Только не с тобой!
— Уль, Уль… — Ольга приобняла меня, потому что мои ноги подкосились, заснеженная улица поплыла перед глазами. — Дыши. Спокойнее. Знаешь, что? Пойдем-ка ко мне. Мы с Колькой к Шумиловым шли — праздновать. Но, думаю, они обойдутся без меня, раз такое дело. Дома у тебя сейчас такая обстановка, что только хуже станет. Наталья Семеновна все время плачет, а Виталий Парфенович, как тень, ходит. Пойдем, пойдем…
— Но почему они мне не сказали? — сквозь слезы спрашивала я. — Это же моя сестра, я должна знать… Я бы… Я…
— Уль, ну и что бы ты сделала, раз тут сама полиция бессильна? Твой отец вон сколько раз заявление писал, но этот Тавров запугал Варьку. Она к ним выходит и говорит, что насильно ее никто не удерживает, и она по своей воле в его доме находится…
— Я сейчас же поеду туда! — прорыдала я. — Заставлю эту сволочь отпустить Варю!
— Не дури! — перебила Оля. — Ты просто не знаешь, кто это! Тавров и тебя сцапает, да и отдаст кодле своей, как нечего делать! Или вообще пришибут — им это запросто. Пашкин заместитель, Егор Петрович, вон — возмущался смене руководства. И где теперь Егор Петрович?
— Где? — расширенными глазами я посмотрела на нее.
— На кладбище, — вздохнула бывшая подружка и прошептала. — На ферме несчастный случай произошел — он поскользнулся, и в творожный пресс упал. Месяц, как схоронили…