— Милосердный ветер, мальчик будет не против! — сказал я.
Помню, что сумел произнести эти слова быстро, чтобы Сэм мог быть уверен, что я сказал их не после того, как мне в голову пришли какие-нибудь другие мысли. А если и имелись какие-нибудь мысли, то они были слишком глубоко, чтобы я сам знал об их существовании. Думаю, я честно был счастлив за него и мамочку Лору, которая, в конце концов, была женщиной, которую я выбрал бы себе в матери, если бы у меня не было чувства, будто она забирает его у меня.
В ту ночь, помню, я хотел Бонни — услужливая Минна не годилась, только Бонни, и плевать мне было на ее быстрые и надменные «нет» и «может-быть-когда-нибудь». И я получил ее — думается, вспоминая Эмию. Я поймал ее за нашим фургоном, распалил поцелуями, а когда она вырвалась от меня, бросив напоследок такой одобрительный взгляд, какого мне от нее в жизни получать не приходилось, я пошел за ней в ее каморку. А когда она попыталась у входа дать мне от ворот поворот, я просто вошел внутрь следом за ней и продолжил атаку. Тогда она попыталась обдать меня холодом, но я просто пощекотал у нее под мышками, и ей ничего не оставалось, как рассмеяться. Тогда она сообщила мне, что сейчас завизжит и позовет папашу Рамли, а тот всыплет мне по первое число, но я сообщил ей, что скорее всего она этого не сделает — по крайней мере, если она та столь милая, страстная и красивая малышка, как мне кажется. И что она вообще красивее, чем все встретившиеся мне девушки… В общем, я продолжал в этом духе, лаская ее то тут, то там, пока у нее не остался один-единственный выход — попросить меня подождать, пока она снимет оставшуюся одежду, чтобы не помять ее. И черт бы меня побрал, если она не оказалась девственницей!
А когда, с удовлетворением переведя дух, она перестала быть девственницей, она стала благодарной женщиной — и прекрасной женой Джо Далину, когда пришло время, — но прежде всего дьявольски хорошей музыкантшей, сохрани ее Господь! Я не знал никого лучше, включая и меня самого. Вы можете извинить меня (если хотите) за нахальство, вспыльчивость и хвастливость, которыми я отличался в следующий год или два. Однако моя полусмешная удача с Бонни была только одной из причин. Я думаю, что все вместе, включая и огромные открытия из книг, распахнутых передо мной мамочкой Лорой, толкнуло меня на стезю временного и безобидного хулиганства. Как и большинству полных невежд, мне казалось, что, прикоснувшись к самому краещ-ку знаний, я проглотил их все. Поскольку нескольким женщинам доставляло удовольствие кувыркаться со мной, я посчитал себя самым большим жеребцом со времен Адама — у которого, признайте, были чертовские преимущества, которые никто из нас не сможет воспроизвести. Я думал так, хотя и видел всю нелепость мечтаний о том, чтобы купить тридцатитонный корабль, поднять на его борт уступчивую служанку вместе с кроватью и отправиться к краю гадского мира… В общем, я вырос. Вырос. Я много воображал о себе, но тем не менее все было в порядке. Рано или поздно приходит сдержанность. И наша человеческая природа хороша тем, что сдержанность приходит к большинству людей достаточно рано, так что мы успеваем немного насладиться ею, прежде чем умереть.