13
То, о чем я писал до сих пор, случилось за несколько дней до середины марта. К середине июня мы находились лишь в нескольких милях дальше, поскольку отыскали такое хорошее местечко, что скрывались там целых три месяца. Там рана Сэма окончательно зажила, хотя ему пришлось победить тяжелую инфекцию. Мы бездельничали, и я одолевал первые ступени обучения игре на золотом горне. Мы подолгу разговаривали и строили тысячи планов, и я постепенно взрослел.
Наше место было прохладной глубокой пещерой в холме, слегка похожей на ту, что была у меня раньше, но эта была низко в крутом склоне холма, в четырнадцати футах над уровнем земли. Из нее не было хорошего обзора, но она выходила на лес в низине — точно в огромную и тихую комнату. Укрытая от полуденного солнца, и без единого поселения вблизи, которое могло бы потревожить нас. Чтобы изучить окружающую местность, надо было всего лишь взобраться на соседнюю сторожевую сосну и оглядеться. С нее я ни разу не видел людей — только клочья дыма над какой-то маленькой уединенной деревушкой в шести милях к востоку от нас. Северо-Восточная дорога была еще на две мили дальше. Названия деревни мы не узнали. Во всяком случае, это не была деревушка Вилтон — мы проскользнули мимо нее еще до того, как наткнулись на пещеру.
Единственным входом в нашу пещеру был приставленный дубовый сук — Джед пользовался им с трудом, — а единственным обитателем, которого нам пришлось потревожить, был дикобраз. Мы стукнули его по голове и съели, поскольку это было проще, чем научить его не возвращаться назад и не шнырять в пещере, пока мы спим.
Около двух недель Сэм был очень плох из-за инфекции; у него была лихорадка и ужасные головные боли. Джед очень заботился о нем — гораздо лучше, чем мы с Вайлет, — и даже позволял Сэму сквернословить от души. Пока Сэм болел, мы с Вайлет добывали еду. Кроме того, Вайлет разыскивала дикие растения, чтобы приготовить какие-то целебные микстуры для Сэма. Ее мать была знахаркой и повитухой в Южном Катскиле. У Вайлет имелась куча рассказов о матери, и интереснее всего она рассказывала, когда поблизости не было Джеда. Сэм безропотно выносил ее знахарские микстуры, однако через некоторое время, когда она приближалась к больному, у того делался такой вид, как у человека, который понимает, что следующее дерево, вывернутое бурей, непременно зацепит крышу дома. Наконец тяжелые времена для Сэма почти прошли. И когда Вайлет в очередной раз подсела к нему с зельем, которое, по ее же словам, могло и медведя поднять из берлоги, Сэм сказал:
— Джексон, не то чтобы я возражал против того, что мою глотку точно огнем дерет во всех закоулках… Думаю, смогу привыкнуть и к ощущению, что скоро рожу трехрогого гиастикуту-са… Но вот чего я никак не могу выносить, Джексон, так это топота.
— Топота? — удивилась Вайлет и посмотрела на свои ноги.
— Да. Эти микробы и бокстерии, которые ползают в моих кишках, пытаются убраться к черту от твоих снадобий. Их нельзя винить за то, что они убегают, только я не могу вынести этого, Джексон, и если ты не против, я просто больше не буду болеть.
Мы живем на острове Неонархей уже больше месяца. «Утренняя Звезда» отчалила два дня назад, чтобы исследовать район к востоку, где на карте есть еще острова. Капитан Барр намеревается совершить двухдневное путешествие, а затем вернуться. Он взял с собой всего восьмерых человек, но этого вполне достаточно, чтобы управляться со шхуной.
Мы пока не называем Диона Правителем, потому что он явно не хочет этого. Тем не менее мы все находим вполне естественным, что важные решения — к примеру, посылать или нет капитана Барра в это путешествие — должны приниматься Дионом, и вскоре, думаю, большинство колонистов захочет оформить это официально. Нам потребуется придумать что-то вроде конституции, хотя наша группа совсем невелика, и написать законы.
Там, в Нуине и других странах, время года должно подходить к холодным зимним дождям; здесь мы почти не замечаем каких-либо изменений. Мы воздвигли двенадцать простых домиков; из тростника получилась хорошая крыша, хотя надо дождаться сильных дождей, чтобы проверить ее как следует. Семь домиков находятся на холме; они расположены так, чтобы все могли видеть пляж и маленькую бухточку, и один из этих семи домиков — наш с Ники. Еще один стоит на пляже, три вдоль гавани, а Адна-Ли Джейсон с Тедом Маршем и Дэйном Грегори решили построить свой домик подальше, на холме, где начинается ручеек. Этот любовный союз начался в Олд-Сити еще до того, как мы пустились в путь; они нуждаются в нем не меньше, чем мы с Ники нуждаемся в нашем более привычном виде брака, и Адна-Ли в последнее время счастлива так, как никогда не была счастлива раньше.
На борту «Утренней Звезды» мы все поняли, на что была похожа жизнь в переполненных городах в последние дни Былых Времен. Я только что перечитывал ужасный отрывок из Книги Джона Барта: «Наши политики периодически открывают основное предназначение войны. Они, бедные маленькие божки, точно фермеры в затруднении: что делать, если у вас тридцать боровов и лишь одна маленькая бадья помоев в день? И таким образом, завершение, апокалиптическая глупость, общее самоубийство ядерной войны для них — просто чертовски неловкая вещь. Их испытанная временем система ограничения рождаемости совершенно не срабатывает». Через несколько параграфов он вскользь замечает, что контроль рождаемости, конечно, был действенным решением с девятнадцатого столетия, да вот только набожное население сделало его рациональное применение невозможным даже в последние годы двадцатого столетия, когда время уже заканчивалось. Как бы оценил Джон Барт наше теперешнее положение — полную противоположность ужасной проблемы перенаселения его дней?..
Осмелюсь сказать, что ни одна цивилизация не исчезает бесследно. Существует по меньшей мере поток материальной наследственности, и какое-то слово, написанное тысячи лет назад, может оказать неузнаваемое воздействие на то, что вы будете делать завтра утром. До тех пор, пока где-нибудь сохранится хоть одна книга — любая книга, любая жалкая горстка чудом уцелевших страниц, закопанная в землю, запертая в чулане или пещере — Былые Времена не умерли. Но точно так же ни одна цивилизация не может вернуться в своем былом качестве. Какие-то осколки мы можем восстановить, память хранит больше, чем мы сами знаем, в любом разговоре отца с сыном есть резонанс прошлого. Но мир Былых Времен не может ожить таким, каким он был, и мы не можем мечтать об этом.
Вайлет частенько ходила вместе со мной на охоту или рыбалку, пока Джед оставался приглядеть за Сэмом. С первого же дня, когда это случилось, я почувствовал, что между нами существует некое соглашение, еще не высказанное, но созданное случайными прикосновениями и взглядами. Например, когда она шагает впереди меня в приятной лесной тишине и без улыбки обернется, чтобы взглянуть на меня через плечо. Думаю, Вайлет нравилось время от времени слушать таинственные рассказы других людей, вроде моей выдумки с отшельником, но сама она была не из тех, кто создает такие рассказы. В тот миг на тропе она с таким же успехом могла и сказать: «Ты запросто сможешь поймать меня, если немного побегаешь».
Работа была важнее, и в тот день нам везло — мы поймали пару жирных кроликов, а потом нашли отличный пруд, где водилось много рыбы, примерно в миле от нашей пещеры. Там был заросший травой берег, вовсю светило солнце, а тишина была такой, будто нога человека не ступала в это место многие века. Мы забросили удочки, и, когда Вайлет встала на колени, чтобы поправить свою, ее рука вдруг скользнула меж моих бедер.
— Мне кажется, у тебя уже была девушка пару раз.
— Откуда ты знаешь?
— По тому, как ты смотришь на меня. — Через миг она уже стояла на ногах и стаскивала через голову изорванный халат. — Пора тебе действительно кое-чему научиться, — сказала она. Я, конечно, не молода и не слишком красива, но зато знаю, как это делается. — Обнаженная, дерзкая, чуть улыбающаяся и плавно покачивающая бедрами, чтобы возбудить меня, она была великолепной женщиной. — Ну-ка, сбрасывай свое тряпье, любовничек, сказала она, — и возьми меня. Тебе придется потрудиться.