Мы медленно двигались из Набера к югу. Люди из окрестностей Кингстона редко путешествовали в этих местах. Однако светиться тут Сэму было рискованно везде. Он не участвовал в рассказах о лекарствах, но просто помогал везде, где это было нужно, — сдирал шкуры с мулов, менял декорации, помогал Графтону в его шорных делах — и держался более-менее в стороне от публики.
Особенное удовольствие ему доставляло быть тем, что мамочка Лора называла фоном в сеансах предсказания судьбы, которые она проводила. Для этого ей всегда разбивали маленький брезентовый шатер, разделенный на два отсека. В переднем не было ничего, кроме маленького столика и двух стульев — ни хрустального шара, ни ладана, ни прочих атрибутов. Но мамочка любила хороший фон. И в заднем отсеке у нее было несколько приспособлений — колокольчик, барабан с трещиной, который уже не мог удовлетворить Стада Дабни, но все еще мог издавать зловещий шум, точно бычьи кишки, урчащие в туманной ночи. Услышав определенное слово, Сэм использовал эти предметы или бросал что-нибудь на пол, а иногда и вовсе испускал долгий, леденящий душу вздох, который мамочка Лора просила его использовать не слишком часто, потому что и сама едва его выносила. Сэм шумел, пока мамочка Лора не выкрикивала: «Хут-мон-салям-алейкум!» или «Покойся с миром, беспокойная душа!», или еще что-нибудь успокаивающее, и тогда он прекращал шуметь. Олух никогда не бывал совершенно уверен в том, что брезентовый занавес внезапно не поднимется и его взгляду не предстанет какое-нибудь ужасное видение, вроде Асмодея или четырехрогого Гиастикута, или его безрогой тещи. Сэм утверждал, что эта работа как раз по нему, поскольку она вроде связывает его с искусством, но без какой-либо настоящей чертовой ответственности. А еще время от времени он говорил, что стареет.
Это не могло быть правдой, поскольку ему было лишь около пятидесяти. Однако, как я предполагаю, это могло быть правдой до некоторой степени.
Южный Катскил совершенно не похож на неугомонную северную часть. Призрачная, ускользающая земля — большие богатые фермы находятся в центральной части, а не на юге. Маленькие песчаные дороги извиваются по заросшей соснами бесплодной земле, точно вслепую преследуют цель, которой никогда не достигнуть. Если такая дорога приходит к явному концу, будешь уверен, что пропустил где-то поворот, за который ушло продолжение ее. Во многих местах, как вдали от побережья, так и рядом с чудесными белыми пляжами, вместо сосновых рощ — настоящая глушь, глушь такая же абсолютная, как и в субтропических джунглях Пенна, которые мне приходилось видеть. Говорят, что стаи вислоухих обезьян иногда встречались и в заросших джунглями лесных краях Южного Катскила — тот же вид, что хорошо известен в Пенне: пугливые, дикие, немного опасные.
В Южном Катскиле нет городов, разве что вы захотите дать такое название скучной гавани Вайланд на крайнем юге, в беспредельности залива Делавэр. Она вряд ли того заслуживает и едва ли стоит усилий, которые необходимо приложить, чтобы добраться туда по длиной дороге через пустоши, джунгли и огромные болота. Некогда Вайланд был пиратским городом, штабом флота, который погубил прибрежную торговлю с северными странами. Тогда Катскил с Пенном единственный раз о чем-то договорились, соединили свои силы и уничтожили грабителей, как и нам в Нуине пришлось поступить с пиратами с островов Код. Впрочем, вайландские пираты не обладали ни мерзким характером, ни несговорчивостью кодских, да и не было у них островов, куда можно было бежать. В общем, это была просто бойня. Сегодня Вайланд почти ничем не может похвастаться, за исключением рыбного промысла и монастырей, по запаху неотличимых друг от друга. На юге Катскила нет нормальных городов, зато есть множество милых маленьких деревушек, далеко отстоящих друг от друга, чьи жители часто очень не доверяют незнакомцам. Так что нам редко удавалось что-нибудь продать. У меня создалось впечатление, что поведением людей здесь по большей части руководили глисты с малярией в придачу.