В горячей голове рождались эфемерные живые картины, средоточием которых была девочка во мраке заброшенного сарая.
Я приближал, разглядывал грешную руку, своевольную, которая не побоялась дотронуться этими самыми пальцами. Сжимал смелые пальцы, даже касался их губами, чувствуя незримые Анины флюиды, хранящиеся меж папиллярных узоров.
Мне представлялось, что я влюбился, но это чувство, преломленное призмой выведенной Формулы, представало в ином свете, от чего щемило меж лопатками.
Дотянулся к полке, выбрал третий том «Большой медицинской энциклопедии», нашёл и вычитал, что у меня по всем симптомам ПАРАФИЛИЯ, психическое расстройство, а ещё: задержка в развитии, комплекс неполноценности и недостаток серого вещества в мозгу. Одним словом – урод! Как теперь жить? Утешало лишь отсутствие компонента насилия при желании удовлетворить патологическую страсть. Тем более ничего удовлетворять я не собирался.
Отшвырнул энциклопедию, достал дневник. Поставил дату, описал допущенный грех, подбирая слова, лишённые эмоций (чтобы лишний раз не мучить сердце). Затем добавил диагноз из медицинской энциклопедии. Внизу, красным карандашом, заглавными сантиметровыми буквами вывел: «НИКОГДА!».
Теперь – главное: прекратить ЛЮБЫЕ отношения с Аней. Кроме школьных. Изображать доброжелательное равнодушие. Между нами ничего не произошло. Ведь допущенное однажды может быть случайностью: рука случайно скользнула, случайно дотронулась. К тому же, она, вероятно, забыла, или не заметила. Это я тут размечтался…
Изморенный, провалился в липкий сон.
Под вечер разбудила мама.
– Как здоровье? Температура не упала? – присела на краешек дивана, приложила холодную руку.
– Вроде лучше. Горло болит, – вынырнул из липкого сна. – Дай попить.
Откинул одеяло – вспотел весь. Мама протянула кружку с компотом.
– Сразу не глотай, грей во рту.
– Что случилось? – Я взял кружку. Чувствовал – намеренно разбудила.
– Девочка к тебе пришла. Говорит – ученица, зовут Аня. Я сказала, мол, заболел и спишь, но ей передать что-то нужно, – рассказывала мама, наблюдая, как я мелкими глотками цежу компот.
Влажный ком застрял в горле! Поперхнулся, закашлялся, протянул маме кружку, чтобы окончательно не расплескать. Та подхватила полотенце, вымакала залитую грудь, потом одеяло.
– Видно, не очень хочешь с нею встречаться. Ладно, скажу, что спишь – в другой раз придёт, – мама насмешливо покачала головой.
– Нет! Пусть заходит!
– Не прибрано у тебя. Хоть поднимись – неудобно девушку лёжа встречать.
– Она не девушка. Ученица.
– Тем более – неудобно.
– Не на свидание же… – принялся оправдываться я, но мама понимающе улыбнулась, молча вышла.
Я поднялся (аж в голове закружилось!), пристелил диван, надел спортивки, футболку. Сел, откинулся на спинку. Непринуждённее – вот так, хорошо. Сердце покалывало сладкими иголочками: ПРИШЛА!
Не нужно нам встречаться. Узнаю, зачем пришла – пусть уходит!..
Хорошо, что пришла.
Эх, пропаду!
Оглядел келью – вправду бардак: на столе книги навалены, тетрадки, рулоны хронологических таблиц. Рюкзак среди комнаты…
Вскочил, зафутболил под стол, опять присел.
Дверь приоткрылась, заглянула мама, потом зашла Аня. Маленькая, смущённая. Прижимает пакет, в котором, как догадался, мой свитер.
– Принимай гостей, – улыбнулась мама, пропустила Аню в комнату. Прикрыла за ней двери.
– Здравствуйте, – робко сказала девочка.
Осталась у дверей, переступала с ноги на ногу. Вся в голубом: свитер, юбка, колготки , голубые ленточки в косах – под цвет глаз.
– Привет…
Голос выдался сиплым, испуганным – будто у мальчишки на первом свидании.
Собраться!
Как там у Карнеги?
Все теории напрочь заклинило!..
– Заходи, – дрожащей рукой-предательницей указал на стул.
Девочка несмело прошла в комнату, села, положила пакет на колени. Затем, будто вспомнив, переложила на стол.
– Я свитер принесла. Тот… – всё так же смущённо сказала. – Спасибо! Я в нём нисколечко не замёрзла.
– Не стоило заботиться, потом бы отдала.
– Нет! Словно чувствовала, что вы заболели. У вас температура. Бедненький. Вы из-за меня заболели! Теперь должна вас лечить, – защебетала Аня.
– Ничего ты не должна! – возразил я, понимая, что пропадаю.
– Должна! И…
– С чего ты взяла. Просто…
– …и вы можете попросить у меня, всё что хотите!
Аня подняла глаза, уставилась на меня немигающей синевой. Чувствовал (о, как я чувствовал!), что нелегко ей дается этот взгляд, в котором детская привязанность уступала место нарождавшейся девичьей жертвенности. Не отводила, прожигала.