Он молчит, ожидая моего ответа. Его дыхание медленное и размеренное, оно посылает мурашки вниз по моей спине. И я хочу сделать так, как он мне сказал. Я уже подсознательно думаю об этом. Но также я понимаю, что это может быть дорогой в неизвестность, где меня поджидают многочисленные проблемы. Такой опасный парень, как Зет, связан Бог знает с чем... Ради всего святого, его ранили три недели назад!
— К тому же парнишка, который осматривал раны Лейси, куда-то пропал, — говорит он мягко. — И кроме этого ей нужно переодеться. Ты же не хочешь, чтобы это делал я? Ты же знаешь, что я могу дать волю своим развратным рукам.
— Да, да, я уже знакома с твоими развратными руками, — быстро бросаю я в ответ, немного краснея, когда вспоминаю, что рядом сидит Майкл. — А что будет, если я откажусь?
— Тогда у нас с тобой будут проблемы. Ты отдала себя мне. Ты моя по праву. Этого уже не изменить.
— Я уверена, что многие девушки отдавали себя тебе. Так что ты можешь не париться об этом, а идти сразу прямиком к ним.
— Я не собираюсь трахать никого кроме тебя, начиная с этого момента, прелесть.
— Пока я не надоем тебе?
— Нет, крошка. Пока меня не подстрелят и мои раны не затянутся. Пока ты не соберешь свои вещички и сама не сбежишь от меня. Но позволь мне сказать, Слоан... Не утруждай себя такими сложностями, как побег. Я везде найду тебя. Ты будешь всегда со мной.
Эти слова подразумевались как нечто милое, приятное, но почему они звучат так, будто это угроза? И почему это так пугает меня? Так, мне кажется, пришло время, когда мне самой нужно сходить на пару консультации с Пиппой.
— Хорошо.
— Хорошо?
Я выдыхаю и вытаскиваю ключ из конверта. Он маленький, медный, на вид, как будто это ключ от навесных замков. Я крепко стискиваю его пальцами, чувствуя, как его ребристая поверхность впивается мою ладонь. Я такая глупая, глупая.
— Хорошо, Зет. Я взяла твой идиотский ключ.
«А также я признаю, что ты мной владеешь», хорошо, что эти слова так и остались на моем языке. Я по-прежнему не понимаю, почему он так нуждается во мне, с его внешностью, деньгами и родом деятельности у него могут быть миллионы, таких как я. Поэтому я ему не доверяю, Зет не из тех, кто будет тратить свое время просто так. Я уже много знаю про него, хотя мы знакомы всего ничего. И я прекрасно понимаю, что если бы я не интересовала его, он бы давно забыл про меня, потому что со времени встречи в отеле прошло много времени. Я могла бы стать для него просто очередными трусиками в шкафу или галочкой в его списке побед.
— И ты дашь свой Майклу?
— Да. Да, я дам свой Майклу, клянусь.
После моих слов я сразу слышу опасное рычание и прикрываю веки от удовольствия. Я не знаю, почему это сделала, почему согласилась, но я испытываю чувство удовлетворения и облегчения. Мне сейчас так хорошо. Я видела такое прежде с неизлечимо больными пациентами, которые борются с болезнью, выбиваясь из последних сил, продолжая идти вперед, хотя им каждый раз говорят, что ничего не поможет, что бы они ни делали... И, когда в конечном итоге они убеждаются и принимают это, они находят свой мир. И в данный момент я плаваю именно в таком море освобождения. Оно такое темное и глубокое, что я просто не хочу больше плыть, я хочу там утонуть, погрузиться туда с головой.
— Слоан?
— Да?
— Я только хочу, чтобы ты знала....
А затем он говорит два слова, которые я уже думала, что никогда не услышу, которые практически разрывают мое сердце на кусочки.
— Она жива.
Глава 15
Зет
— Зет! Зет! Проснись!
Что-то маленькое и твердое толкает меня в ребра. Я вздрагиваю, в одну секунду откатываясь от этого. В следующие две секунды я подскакиваю на ноги, жестко хватаю того, кто это делал, замахиваясь кулаком, готовый ударить. Мне удается удержать его, как раз в тот момент, когда он хочет ускользнуть. Человек, который был настолько глуп, чтобы пробраться в мою комнату, готовый причинить мне вред. Но когда я прихожу немного в себя, стряхивая нервное потрясение, я понимаю, что это не человек, а простая ручка веника. Мои колени саднят от боли, потому что, когда я откатывался от тычков, я прямиком скатился на пол, упав на него коленями. Мое сердце стучит как перегруженный работой поршень
Это не он. Это не он. Дыши. Все в порядке.
Я смаргиваю, смотря на ручку веника, пытаясь заглушить приступ страха, который разрывает мою голову на части.
— Зет.
Голос глухой. Спокойный. Уверенный. Я отвожу взгляд от ручки веника, которая сейчас лежит на полу у моих ног, и нахожу взглядом Лейси, которая стоит в дверном проеме. Она стоит в розовом махровом полотенце, что плотно обернуто вокруг ее тела. Оно выглядит ужасно потрепанным, но девушка совершенно не желает выбрасывать его. Ее кожа настолько бледная, что она похожа на приведение. Она прекрасно знает, что меня нельзя беспокоить, когда я нахожусь в своей комнате, тем более, когда дверь плотно прикрыта. Скорее всего, что-то произошло, раз девчонка решилась потревожить меня. Но она довольно смышленая, чтобы будить меня самой, она поступает по-хитрому, используя постороннюю вещь. Но я лучше испытаю неуважение, пренебрежение и унижение, чем причиню ей вред.
И тут я понимаю, что стою перед ней, в чем мать родила. Я вообще всегда сплю голый. Медленно выпрямляясь, я немного выхожу из оборонительного состояния и вопросительным взглядом смотрю на Лейси.
— Что такое? — резко спрашиваю я.
Ее никоим образом не тревожит тот факт, что я нападаю на людей, которые пытаются потревожить мой сон, что сплю абсолютно голым. Мы прекрасно знаем, что лучше не лезть в темные уголки нашего разума, где могут скрываться чудовищные воспоминания. Она все понимает. У нее есть свое дерьмо, у меня полно своего.
— Я не могу уснуть. Эти раны не дают этого сделать, не очень переношу все это врачебное дерьмо, — говорит она немного отстраненно. — У нас есть какие-нибудь обезболивающие?
Когда ваша соседка по квартире решает предпринять попытку суицида, примите определенные меры предосторожности, когда она возвратится домой из больницы. Также сделал и я. Есть ли у вас Кодеин в аптечке? Парацетамол? Ножи на кухне? Отбеливатель под раковиной в кухне? У меня ничего этого нет, я все убрал. Пока Лейси не оправится, этому не место в моем доме.
Я шлепаю босиком к ночному столику и достаю оттуда бластер Тайленола, который я держу там, чтобы снимать похмелье. Они могут отлично помогать, в зависимости от того, как сильно я накачался алкоголем, или насколько ужасные кошмары преследуют меня во сне. Я достаю пару таблеток из бластера и протягиваю Лейси на открытой ладони. Она закатывает глаза.
— Господи, Зи, ты невыносимый тормоз.
— Это ты тормоз, — гневно рычу я на нее.
Она прекрасно знает, что я еще не простил ее за ту херню, которая произошла на днях, но она даже не сказала мне, что ей жаль или еще как-то объяснила. Она никогда не скажет этих слов. Я скорее умру оттого, что задержу дыхание, чем она скажет мне: «Прости меня, Зет». Мне кажется, часть меня хочет выплеснуть на нее это дерьмо: «Прости, Лейси, что опять вытащил твою неблагодарную задницу с того света. За то, что спас тебе твою жизнь».
Но знаете что, мое терпение подошло к концу! Больше я не боюсь задеть ее гребаные чувства. Сейчас она ведет себя как гребаная эгоистичная сука. Я наблюдаю за тем, как она закидывает в рот таблетки, не запивая, проглатывает их. И это, бл*дь, последняя капля.
— Зачем, Лейс?
Она даже не заморачивается, чтобы притвориться, что не понимает о чем речь. Все те доктора, каждый из них, скорее всего, спрашивали ее: «Зачем, зачем, ты это совершила?». Она заправляет выбившийся локон за ухо и покрепче затягивает кончик полотенца на груди. Я собираюсь докопаться до гребаной истины, сломать неприступные стены нашей обособленности, хотя бы в этом.
Она прекрасно понимает мои намерения. И да, ей известно, что от меня просто так не избавиться. Она должна мне сказать правду, ну хотя бы половину. Да, бл*дь, мне хватит даже гребаного предположения, почему она это сделала. Она хмурится, гнев вспыхивает в ее взгляде.