Все это было катастрофой, ожидающей своего часа. Не нужно было быть гребаным гением, чтобы понять это. Но я никогда не ожидал, что это так подействует на меня.
Это моя собственная вина. Если бы я просто запер эту чертову папку, она бы никогда ее не нашла. Она никогда бы не стала шпионить. Она никогда бы не увидела…
Черт.
Я проглатываю комок эмоций, который угрожает застрять у меня в горле, учитывая, что она, должно быть, чувствовала, видя, как ее мама беспомощно лежит в огромной луже собственной крови.
— Ты должен вернуться, — говорит мне Деймон. — У меня все под контролем.
Протягивая руку, я потираю затылок.
Очевидно, он прав.
Это то, где мне нужно быть. Это то, где я должен быть.
Но, черт возьми.
Поймав Эмми, когда она рухнула у меня на руках после того, как он сделал ей укол, а затем снова, когда она испугалась, когда я вошел в камеру, в которую мы ее поместили, чтобы мы могли вытащить Кору для лечения, в котором она нуждалась… оба они вызвали у меня приступ страха.
Она никогда не простит мне ничего из этого.
Черт возьми, она не должна прощать меня ни за что из этого.
— Не будь гребаной киской, Чирилло. Она просто девчонка. Работа. Когда ты уклонялся от одного из них раньше? — Он многозначительно приподнимает бровь, отчего мои кулаки сжимаются.
Он знает так же хорошо, как и я, что Эмми никогда не была для меня просто работой.
Возможно, мы с Деймоном не всегда сходимся во взглядах, но мы двое больше похожи, чем любой из нас хотел бы признать.
Он всегда был аутсайдером в группе, тем, кто никогда не вписывался. Но правда в том, что если бы другие не тащили меня за собой, я мог бы легко закончить, как он — на окраине, всегда заглядывая.
Мы одинаковые. Облажались до невозможности. Холодные. Суровые. Беспощадные. Непреклонные.
Уверен, Эмми сказала бы, что мы психопаты. Она использовала это слово, чтобы описать меня, больше раз, чем я могу сосчитать. И иногда я не могу не задаться вопросом, права ли она.
Но тогда я помню наши лучшие времена. Как хорошо было лежать с ней в моих объятиях. Как приятно было просто смотреть, как она спит. Как это осветило то, о чем я и не подозревал, когда она улыбнулась мне так, как я никогда не видел, чтобы она делала с кем-то еще.
Да, может быть, я все-таки не совсем безнадежен.
— Все сложно, — говорю я после смехотворно долгого молчания.
— Блядь, и не говори. Просто, может быть, дважды проверь, что ты запер все свои кухонные ножи и оружие, прежде чем ложиться спать где-нибудь рядом с ней.
Я смеюсь, потому что это кажется правильным, но я не могу не задаться вопросом, что Эмми собирается делать теперь, когда она знает. Теперь она знает, что я ее… ее муж.
Проводя рукой по длинной щетине на подбородке, я прокручиваю это слово в голове.
Возможно, я знал об этом уже несколько недель, но это не значит, что это легче принять.
Было легко отодвинуть этот факт в сторону, когда мне нужно было сосредоточиться на других вещах, например, как, черт возьми, я собирался воздержаться от того, чтобы трахать ее шестью способами с воскресенья.
Я хотел поступить правильно и ничего не доводить до конца, пока она не узнает правду. Но она все испортила в ту секунду, когда направила свой нож на мою машину.
Может быть, я всегда вел проигранную битву.
Я также подумал, что эти благие намерения на самом деле были не чем иным, как моим эгоизмом, потому что в ту секунду, когда я взял ее, я понял, что снова буду жаждать ее так, как никогда не испытывал.
И я был прав.
Черт, я был прав.
— Да, уже сделано. Мне больше не нужны сюрпризы.
Деймон понимающе кивает.
— Я позвоню тебе, если что-нибудь изменится. — Его глаза устремляются в сторону комнаты, где Кора в данный момент борется за свою жизнь.
— Ценю это. Скоро увидимся.
— Если тебе повезет.
— Она не причинит мне такой боли. Ей слишком нравится мой член, — говорю я с ухмылкой. Хотя, когда единственная реакция Деймона — непонимающе уставиться на меня, я понимаю, что сказал этот комментарий не тому близнецу. — Ладно, хорошо… увидимся позже.
Кивнув, я разворачиваюсь и выхожу из больницы.
Достав из кармана свой телефон и телефон Эмми, я перечитываю полученные нами сообщения.
И Стелла, и Калли с подозрением относятся к исчезновению Эмми, и это справедливо. Это то, с чем мне нужно будет разобраться скорее раньше, чем позже, если я не хочу, чтобы они стояли у моей двери и требовали, чтобы я рассказал им, что происходит.
С Калли я справлюсь. Но Стелла — это совсем другая история.
— Йоу, братан. Киска Эмми настолько хороша, да? — Себ говорит, как только наш звонок соединяется. — Как только вы переходите к настоящему, этот вазелин кажется некачественным, я прав?
Я испустил измученный вздох. Я не могу вспомнить, когда в последний раз мне удавалось поспать больше двадцати минут, сидя прямо на больничном стуле.
Что мне нужно, так это моя кровать с моей девочкой, свернувшейся калачиком в моих объятиях.
Моя девочка.
Или, черт возьми, нет.
Она может быть моей на бумаге, она может быть в состоянии юридически взять мою фамилию и все, что папа разрешил ей иметь в брачном контракте, который, я уверен, существует, но я не уверен, что когда-нибудь смогу заявить, что она действительно моя.
— Что происходит? Ты разрываешь мой телефон, как будто кто-то умер. — Я съеживаюсь от собственных слов, зная, что на самом деле прошло всего несколько недель с тех пор, как он похоронил свою маму.
— Не, Стелла просто волнуется из-за того, что ты, возможно, был немного жесток с Эм.
— Она последняя, кто должен беспокоиться о грубом сексе, чувак.
Его смешок глубокий, и я знаю, что он представляет себе все то извращенное дерьмо, которым они вдвоем занимались.
— Она даже не читает свои сообщения. Она просто волнуется.
— С Эм все в порядке. Я оставил ее спящей.
— Тебя нет дома. Сейчас всего лишь… восемь утра.
— Меня вызвали на работу, — вру я. Ну, не совсем. Я думаю, вы могли бы сказать, что сохранить жизнь нашему гребаному пленнику было гребаной работой. В которой я очень близок к провалу.
— Ладно. Что ж… просто заставь ее перезвонить Стел. Она сводит меня с ума. Детка, это было чертовски необходимо? — Он лает, его голос становится тише с каждым словом.
— Где моя девочка, Чирилло? — Стелла срывается с места.
— В моей постели, отдыхает. Остынь, черт возьми, принцесса.
— Я сделаю это, когда буду знать, что ты не задушил ее до смерти.
Мои зубы скрипят от ее тона.
— Я не убивал ее, Дукас. Успокой свои гребаные сиськи.
— Заставь ее позвонить мне. Я волнуюсь.
— Да, мэм.
— Не начинай это дерьмо. Ты уже знаешь, что я сделаю с тобой, если ты причинишь ей боль.
— Да, да. Я слышал это громко и ясно. У нас все хорошо?
Она бурчит что-то вроде согласия, прежде чем прервать звонок.
— Мне тоже было приятно с тобой поговорить, — бормочу я себе под нос, пока лифт спускается по зданию.
Открываю приложение для домашней безопасности, нажимаю на камеры, установленные по всей квартире, и начинаю искать ее, когда обнаруживаю, что кровать пуста — и оставлена в гребаном беспорядке.
Мой левый глаз дергается от этого зрелища, но это ничто по сравнению с тем, что я вижу на других камерах.
— Черт возьми, Рэмси, — бормочу я, сердито засовывая наши телефоны обратно в карман и направляясь к своей машине.
***
Я делаю глубокий вдох за секунду до того, как прижимаю руку к панели рядом с дверью и толкаю ее, открывая.
Я чертовски устал, но я знаю, что мне предстоит борьба. Так всегда бывает, когда речь заходит об Эмми.
Я подпустил ее слишком близко. Я позволил ей увидеть, что именно заставляет меня тикать, и показал ей, как именно нажимать на мои кнопки.
Щелчок замков громкий, и я не сомневаюсь, что это оповещает ее о том, что я дома.