Я верила, что она была невинной, отчаявшейся наркоманкой, которой играли мужчины, которые были более могущественны, чем я хотела бы думать.
Я поверила ей, когда она заверила меня, что единственная причина, по которой я оказалась привязана к Тео, — это то, что она хотела, чтобы я была защищена. Что она хотела, чтобы я была подальше от Волков.
Она выглядела такой искренней, когда держала меня за руку и рассказывала это всем нам в том доме. Ее боль была ощутима. Ее страх за то, что, по ее мнению, Дэмиен и Луис сделают с ней, когда найдут, был слишком пугающим, чтобы его игнорировать.
Так чего же нам не хватает?
Неужели она вообще никогда не пыталась защитить меня?
Были ли мои первоначальные мысли правильными? Она что, продала меня? Неужели я большая часть этого дерьмового бардака, чем она хочет признать?
— Да, — с сожалением констатирует папа.
Это единственное слово проделывает еще одну глубокую дыру в моем и без того израненном сердце.
Почему я всегда даю ей преимущество в сомнениях? Почему я всегда ей верю? И что с того, что она вынашивала меня девять месяцев? Ну и что, что она была той, кто дал мне жизнь? Не тогда, когда это был день, полный боли, душевных терзаний, голода и пренебрежения.
— Это больше, чем она нам говорит. Возможно, она не знает всего, но я убежден, что она знает что-то, что поможет нам собрать все кусочки воедино.
— Это бардак, — стону я, падая на спину и запрокидывая голову к потолку.
— Это ты мне говоришь, малышка. Но мы с этим разберемся. Возможно, ты не захочешь это слышать или принять, но рядом с тобой стоят самые влиятельные люди города. Круз, Дэмиен, Тео, я. Мы не позволим, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Эм.
— Считаешь себя могущественным, да? — Я поддразниваю.
— Возможно, я и выбыл из игры на несколько лет, но это у меня в крови. Точно так же, как и у тебя. — Он подмигивает. — Итак, ты не хотела бы рассказать мне, почему ты сломала нос какой-то богатой девочке в школе в понедельник утром? — Спрашивает он, отчаянно пытаясь побороть ухмылку, которая так и норовит растянуться на его губах.
— Кроме того, что она это заслужила?
— Это она подсыпала тебе наркотик в напиток?
— Да, за это и за тот факт, что она бешеная стерва.
— Как в прошлый раз, когда ты заставила другую девочку истекать кровью?
— Они друзья. У них могут быть одинаковые боевые ранения.
Он не комментирует, и любое веселье, которое было на его лице, исчезает в мгновение ока, заставляя мой желудок скручиваться от нервов.
Может, мне и наплевать, что думает обо мне большинство людей в этом мире, но мой отец — совсем другое дело.
Он мой герой, всегда был и всегда будет. Я хочу, чтобы он гордился мной, и я отчаянно хочу быть дочерью, которую он заслуживает.
— Ты отстранена на неделю, Эм. О чем мы договаривались, когда ты начинала в этой школе? — Он приподнимает бровь, и я вижу разочарование, мелькающее в его темных глазах. Это заставляет меня чувствовать себя примерно на дюйм ниже.
— Я обещала, что буду держать голову опущенной и вести себя прилично, — бормочу я, как непослушный ребенок, которого только что поймали на краже конфет из банки. — Пожалуйста, не забирай мой мотоцикл, папа. Пожалуйста, — умоляю я.
Если я потеряю это, свою свободу, свой способ сбежать, когда ситуация становится невыносимой — хотя никогда больше не вернусь в Ловелл, — тогда я, черт возьми, сойду с ума.
— Эмми, я…
— Все настолько вышло из-под контроля, — пытаюсь возразить я. — Когда я пошла в школу, я была просто девочкой с другого конца города, на которую все смотрели свысока. Но теперь… — Я выдыхаю, когда ко мне возвращается реальность. — Я наполовину МС, наполовину Чирилло, у меня гребаный муж, и меня только что похитили, после того как упомянутый муж держал меня в плену. Ты же не можешь на самом деле ожидать, что я буду держать все это в руках прямо сейчас.
— Эм, ты справляешься намного лучше, чем большинство, уверяю тебя. — Грустная улыбка растягивает мои губы, хотя мое сердце все еще колотится в горле при мысли о том, что он заберет моего ребенка. — Я не заберу твой байк, Эм. Я почти уверен, что все это было достаточным наказанием. Но… — быстро добавляет он, — ты не собираешься всю эту неделю хандрить. У тебя есть сегодняшний день, и только сегодня, чтобы сделать то, что тебе нужно сделать. Завтра я хочу, чтобы ты либо была здесь и выполняла работу, которую поручили тебе твои учителя, либо была на работе и показывала Микки, из чего ты сделана.
— Действительно? — легкомысленно спрашиваю я.
— Да, действительно. А что касается сегодняшнего дня, то Круз внизу. Он действительно хочет тебя увидеть.
Я киваю, потянувшись за своей кружкой остывшего кофе.
— Хорошо, я приведу себя в порядок и спущусь.
— Мы пройдем через это, малышка. Просто будь честна со мной, ладно? Мне все равно, насколько это плохо, как ты можешь быть напугана, чтобы сбросить это с себя. Ничто, и я буквально имею в виду — ничто, не может быть так плохо, как то, что Тео появляется на моем пороге с таким видом, словно он только что вышел из зоны боевых действий, и говорит мне, что ты пропала.
Мои губы приоткрываются, когда я пытаюсь представить это, мое сердце разбивается вдребезги из-за сломленного мальчика, который, я знаю, прячется за непроницаемой внешностью Тео.
— Он это сделал? — Спрашиваю я, не в силах удержать вопрос внутри.
— Эм, — вздыхает папа, его взгляд смягчается, когда он смотрит на меня. — Есть много-много вещей, которые я мог бы сказать об этом мальчике и семье, к которой он принадлежит, но… в этом нет смысла. Я видел, как он смотрит на тебя. Вчера я видел чистый, неразбавленный страх в его глазах, когда он стоял передо мной, думая, что с тобой что-то случилось.
— Я был таким мальчиком. И мне было примерно столько же лет, сколько тебе, когда я отдал себя Пайпер, зная, что это может закончиться только одним способом, но также зная, что я ни черта не мог с этим поделать. Я принадлежал ей тогда и принадлежу до сих пор.
— Иногда с этим не стоит бороться. Иногда тебе просто нужно отпустить все и схватить жизнь за яйца. Но только не его яйца, — быстро добавляет он. — Я мог бы счастливо прожить всю жизнь, думая, что ты никогда не видела, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к ним.
— Папа, — смеюсь я, одновременно тронутая и позабавленная его небольшой речью.
— Я знаю, знаю. Ты уже много лет принимаешь противозачаточные таблетки. Я знаю, ты уже пережила такое, о чем я никогда не хочу знать.
— Когда-то ты тоже был молод, — напоминаю я ему.
— Я хорошо это помню. Но позволь мне сказать тебе… — Он наклоняется ко мне, как будто собирается прошептать все мировые секреты мне на ухо. — Гораздо веселее с кем-то, кто тебе небезразличен, с кем-то, кто готов принять пулю за тебя.
Я ахаю и собираюсь отчитать его за то, что он говорит о вещах, о которых мне тоже не нужно знать, когда он бросает взгляд на мое плечо. Вчера вечером после ванны я неохотно позволила Стелле промыть и перевязать рану.
— Дакс жив, верно? — Наконец-то я задаю вопрос, который мучил меня с тех пор, как я проснулась в машине Тео от кислоты, от которой у меня кружилась голова.
— Я уверен, что с ним все в порядке, — уверяет меня папа. — Тео сказал, что это была просто рана в плече.
— И ты ему доверяешь?
— С этим, да.
— Со мной?
Папа встает с моей кровати и направляется к моей двери.
Я начинаю думать, что он не собирается мне отвечать, когда он оглядывается через плечо.
— Как я уже сказал, всегда веселее с кем-то, кто достаточно заботлив, чтобы принять за тебя пулю.