Я вздохнула.
— Тем не менее, меня это не касается.
— Думаешь, кто-нибудь из этих людей не воспользуется возможностью похитить и пытать тебя только для того, чтобы добраться до Алексея? Или, что еще хуже, преподнести тебя Богдану на серебряном блюде, чтобы обеспечить их безопасность.
— Дерьмо.
Давине повезло, что она умерла в такое время.
— Этого не произойдет, — сказал Даворин, и мои глаза метнулись в его сторону. — Никто и пальцем ее не тронет. Они могут попытаться, но, к счастью для меня, мне чертовски нравится хаос.
Я ухмыльнулась.
— Или они могут убить и тебя, — добавил мой брат.
Я была уверен, что все это не имеет никакого отношения к сегодняшним событиям. Он хотел разозлить Даворина, а мне надоело, что они ссорятся, как две бабушки.
— Многие пытались; ни одному из них это не удалось, — отметил он. — И если они захотят прийти за Кайей, они придут за мной. Пусть они, черт возьми, приходят. Я вырежу им глаза и отправлю их семьям.
— О, можно я присоединюсь к веселью? — спросила я, но они меня проигнорировали.
— Лучше обеспечь ее безопасность, Даворин, — пригрозил Доминик. — Потому что я не хочу продолжать беспокоиться о ней.
— Понятно, — ответил Даворин, и разговор быстро затих.
Операция длилась слишком долго. Даворин отвез нас домой на машине Доминика, потому что он был полон решимости остаться на ночь.
Даворин спросил меня о пятнах крови на стене и ковре, и я сказала ему, что немного повеселилась с Брианной, что напомнило мне о сообщении, которое Даворин получит через несколько дней.
Думать об этом сейчас было слишком утомительно, поэтому я пошла прямо в ванную и выскользнула из платья, совсем не похожего на то, которое я надела всего несколько часов назад.
Даворин зашел в ванную и закрыл за собой дверь. Прежде чем снять с себя одежду, он ослабил галстук, а затем и остальную одежду. В молчании мы оба вошли в душ. Как будто он слишком хорошо меня знал.
Горячая вода стекала по моему телу, когда я потянулась за шампунем, но он выхватил его у меня из рук.
— Позволь мне сделать это.
Это был не вопрос или просьба. Это было требование.
Он выдавил немного шампуня на руки и начал массировать мою кожу головы. Мои глаза закрылись сами собой, и я расслабилась под его прикосновением. Он потратил немало времени на мытье шампуня, прежде чем смыть его и нанести мой кондиционер.
Затем последовало омовение тела, но это было не сексуально, а интимно. Это был один из тех редких моментов, которые мы никогда не переживали вместе. Его нежное прикосновение смыло кровь с моего тела, прежде чем он наклонился и очистил грязь с моих ног.
Мы встретились глазами. Впервые его взгляд был совершенно мягким, меня не ждало ничего, кроме восхищения и обожания, и как будто оттенок зеленого стал светлее. Он медленно и нежно поднялся на ноги и коснулся моих губ.
Я отреагировала немедленно, переплетая пальцы у него на шее. Его руки лежали на моей пояснице, притягивая меня ближе к себе. Вода капала на нас, пока мы целовались. Оно было другим, полным любви.
Медленно наши губы двигались синхронно. Это был нежный, нежный момент, который я никогда не хотела заканчивать. Несмотря на то, что мне было трудно дышать, я не могла оторваться. Власть, которую он имел надо мной, усилилась от одного лишь поцелуя, оставив меня в его руках как замазку.
Он сформировал и превратил меня в человека, которого хотел. И все, что я хотела, это быть для него идеальным человеком, быть его человеком.
В нашем мире любовь была крайне маловероятна. А когда это произошло, то закончилось смертью. Трагическая, ужасная смерть, приближения которой другой возлюбленный так и не предвидел. Этот мир был настолько полон горя и тьмы, что солнечный свет никогда не мог проникнуть сквозь него.
И несмотря на то, что моя интуиция подсказывала мне, что мы с Даворином не отличаемся друг от друга, я продолжала надеяться на маленькую надежду. Надежда на то, что мы сможем стать солнечным светом, сумевшим прорваться сквозь толстые барьеры нашего искаженного мира.
Но смогли ли два злодея получить счастливый конец?
Мы падали, но это была не сказка, и любовь не победила все.
Глава двадцать первая
Екатерина, 12 лет назад.
После месяца пребывания в полной и абсолютной темноте мне разрешили уйти. Мое тело было слабым, и я почувствовала тошноту в тот момент, когда меня встретил жаркий летний день. Озноб пробежал по всему моему телу, когда резкий свет на мгновение ослепил меня.
Двое охранников моего отца шли позади меня, следя за каждым моим шагом. Больше никого не было видно, и когда я обернулась, чтобы посмотреть, мои глаза расширились. Башня, которую он построил для меня, была высокой и надежно укрепленной. Там не только была лучшая система безопасности, но и металлические двери, защищающие вход.
Чья-то грубая рука легла мне на плечо, подталкивая вперед. За те недели, что я провела в одиночестве, у меня было много времени на размышления, и я ничего не делала, кроме этого. Мои мысли начали сводить меня с ума, но у меня не было ни малейшего понятия, как положить этому конец.
Я была неприятно удивлена тем, что охранники не отвели меня в кабинет отца или к кому-либо из братьев. Вместо этого меня отвели в подвал отцовского дома, который был таким же просторным, как и сам дом.
Я впервые оказалась внутри, и все, что мне хотелось, это кричать и умолять меня отпустить. Было не темно, но запах вызвал у меня рвоту. Это было похоже на старый больничный коридор с палатами для пациентов по обе стороны.
— Подвинься, — приказал один из охранников, прежде чем снова подтолкнуть меня к двери с левой стороны, в самом конце длинного коридора.
Дверь распахнулась, и меня втолкнули внутрь, прежде чем дверь за мной заперлась.
Я сильно прикусила язык, чтобы не вырвался крик, и почувствовала вкус крови во рту. Я тут же спрятала руки за спину. Их неудержимо трясло, и я старалась отсрочить момент, когда он это заметил. Я не могла позволить, чтобы меня вернули в тюрьму.
Мой отец носил все черное. На нем была пара кожаных перчаток, и мой взгляд переместился на левую. С моих губ сорвался тихий всхлип, глаза грозились заплакать.
Слева находился мужчина, которого поставили на колени. Его руки были связаны за спиной, а на голове у него был черный мешок. Он дрожал, из-под мешка доносились приглушенные звуки.
— Знаешь, зачем ты здесь, Екатерина? — спросил мой отец, повысив голос.
Я покачала головой.
Его голос стал еще громче.
— Слова, Екатерина, слова.
— Н-нет, — я закрыла глаза, как только заикание исчезло. Моя нижняя губа задрожала, и из глаза потекла маленькая слеза. Я приготовилась к удару, который должен был прийти.
— Я проигнорирую это жалкое заикание, потому что мы собираемся полностью сформировать из тебя человека, которым ты должна была родиться.
Медленно он снял мешок с головы мужчины и отбросил ее в сторону. Мужчине заткнули рот скотчем, глаза опухли. Слёзы свободно текли по его лицу. Он пытался извиваться, как-то освободиться, но это было бессмысленно.