Его голос был нежным, как будто он боялся, что его слова сломают меня.
— Мне нужно от тебя всего одно слово, и твоих братьев постигнет та же участь.
Я взглянула на него и увидела решимость, написанную на его лице.
— Это было бы самоубийством. Даже если бы тебе удалось добраться до одного, другой убьет тебя.
Его тело вибрировало, когда он усмехнулся.
— Не волнуйся. Я бы убедился, что оба мертвы, прежде чем умру и я — тогда каждый человек, способный причинить тебе вред, больше не будет ходить по Земле.
— Что случилось со всей этой речью о том, что мы будем вместе, пока мы оба не умрем?
Он повернул голову набок и нежно поцеловал меня в лоб.
— Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что мы двое не окажемся в одном и том же месте после нашей смерти. Я таким родился — тебя заставили. Но у меня такое ощущение, что если родственные души существуют, мы найдём друг друга в другой жизни.
Он не мог быть более неправым. Да, я была создан такой, какой я есть, но он видел лишь мельком то, кем я была на самом деле. Некоторая информация была неотслеживаемой и была уничтожена задолго до его появления в моей жизни. Если бы у него не было способности воскрешать мертвых, он бы никогда об этом не узнал.
Некоторые монстры были созданы, но если бы они были по-настоящему чистыми, их нельзя было бы превратить в худших из худших. Предрасположенности были у меня с самого начала — Богдан просто знал, как воспользоваться ребенком, который был просто доверчивым, невинным и, казалось бы, счастливым.
Он заметил темное пятно в моей душе, когда мне было шесть лет. Мама играла со мной и Виктором в прятки, и мы прятались за одной стеной. Позади нас был большой лестничный пролет, а прямо напротив него располагалась небольшая фортепианная комната, которую Доминик использовал для занятий.
Я не долго думала, прежде чем столкнула Виктора с лестницы. Его крики и вопли помогли мне, но мне удалось спрятаться. В итоге он сломал обе руки и ногу, и я стала победителем игры.
Богдан наблюдал за происходящим. Он заметил, что меня не заботило причинение вреда моему брату, пока это приносило победу, и тогда, без моего ведома, он решил, что хочет, чтобы я всегда была такой — холодной, равнодушной и невнимательной к другим эмоциям людей.
Однако в то время я еще не знала о серьезности ран Виктора. Сразу после того, как его положили в больницу, я пожалела об этом. Ночь за ночью я плакала, пока не заснула, но ущерб уже был нанесен.
Я чувствовала себя ужасно, виноватой и раскаивающейся.
— Означает ли это, что ты будешь продолжать находить меня, куда бы я ни пошла?
Он ответил, не теряя ни секунды.
— Я выслежу тебя, если ты когда-нибудь попытаешься покинуть меня, маленький лев. Теперь, когда ты есть в моей жизни, я никогда не буду чувствовать, что тебя в ней нет.
Я улыбнулась, мое сердце пропустило удар.
— Что-то мне подсказывает, что я никогда не захочу сбежать.
Пока мы сидели в тишине, наблюдая за восходом солнца, я чувствовала слишком много внутреннего покоя. Как будто его слова исцелили часть меня, о которой я никогда не думала, что ее можно исцелить. Даже у лучших врачей не было лекарства от моего диагноза, но это было самое спокойное чувство, которое я чувствовала за последние годы.
Спокойствие побеждало. Наши сердцебиения были синхронизированы – мысль о том, что он будет так близко до дня моей смерти, заставляла меня чувствовать себя комфортно. Он готов убить ради меня; он будет жить ради меня. Он был создан для меня. Никогда не было бы другого человека, который бы соответствовал мне, но при этом так сильно конфликтовал со мной.
Тем не менее, в тот момент, когда мягкий апрельский ветерок коснулся моего лица, что-то показалось мне тяжелым, как будто какой-то груз упал на мое сердце. Чувство безопасности постепенно начало исчезать, не оставляя ничего, кроме следа того, чем оно было раньше, — как предупреждение.
В жизни никогда не было ничего легкого, особенно для меня.
Не для нас.
Солнце было не слишком теплым, как и мысли, пробиравшиеся в мой мозг. Мой разум был моим самым большим врагом. Всякий раз, когда у меня что-то шло хорошо, это напоминало мне, насколько я недостоин и не заслуживаю всего хорошего. И после нескольких часов, проведенных в тишине, когда за нас говорила наша близость, я поняла, насколько все это было плохо. Моя интуиция подсказывала мне, что нужно приготовиться к тому, что должно было произойти.
Потому что это было всего лишь затишье перед бурей.
Глава двадцать два
Как только рука Даворина оказалась у меня на спине, медленно рисуя случайные узоры, я задремала. Мне ничего не снилось, но мне удалось получить добрых пять часов непрерывного сна, который был лучше, чем я когда-либо спала.
Рея разбудила меня, и если бы она не была так встревожена и напугана, я бы ее убила. Она отказалась рассказать мне по телефону, в чем проблема, и предложила встретиться на позднем обеде в ее ресторане.
Я не была голодна, пока она не упомянула о еде и со стоном не повесила трубку. Мне потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы собраться, главным образом потому, что мои ноги все еще болели после вечеринки две ночи назад.
Мне показалось странным, что Даворина почти никогда не было видно по утрам. Его работа была закончена поздно вечером, и в последнее время он ничего не принимал. У меня росло подозрение, потому что, насколько я знала, работа киллером была его основным и единственным источником дохода. Возможность того, что у него была другая работа, никогда не приходила мне в голову.
К тому времени, как я ушла, он еще не вернулся и тоже не отвечал на звонки. Меня раздражало то, что я не знала о его местонахождении и что я теряла хватку.
— Где огонь? — я подразнила Рею, которая смотрела в пространство, когда я села напротив нее. Меня ждала дымящаяся тарелка с едой, и я радостно улыбнулась. Удивительный запах ударил мне в нос, и в желудке заурчало.
Рея вырвалась из оцепенения и посмотрела на меня.
— Я в жопе.
— Образно говоря, я предполагаю.
Она бросила на меня взгляд.
— Нет, я имела в виду буквально.
Ее голос был полон сарказма.
— Гелиос уходит.
Я была ошеломлена. Медленно я прожевала и проглотила вкуснейшую курицу, покрытую сыром. В ней было больше сыра, чем курицы, и это было мое любимое блюдо в их ресторане. Это было просто, но простая еда всегда была лучшей.
— Куда уходит?
Впервые за долгое время я пила воду с едой. Это было не так хорошо, как я думала.
Глаза Реи нашли мои, и все, что я увидела в них, — это паника. Она не хотела мне говорить, и я не принуждала ее. Пока это не имело ко мне никакого отношения, меня не особо волновало, что происходит в ее семье. Это была ее проблема, а не моя.
— Он возвращается домой, — она сглотнула. — Недавно что-то произошло, и… он уезжает надолго.
Я моргнула.
— Что будет с бизнесом?
За прошедшие годы Гелиос расширил свой бизнес как минимум на тридцать штатов США. Они были связаны с незаконными азартными играми, аукционными домами, а иногда даже с воровством, но он зарабатывал миллионы долларов в месяц, и его до сих пор не поймали.
Гелиос не был дураком, хотя временами вел себя так. Он был умен и знал, где сажать семена. Со временем эти семена проросли, но его бизнес был строго обязательным. Никто из его клиентов так и не высказался, потому что всех заставили подписать соглашение о неразглашении, в котором было указано, что в случае утечки информации весь список клиентов станет достоянием общественности.