— Есть кто-нибудь дома?
В ответ — тягостное молчание.
Помещение не было слишком большим. На ум пришло словечко «уютно». Кроме кухни, служившей одновременно столовой, с отвратительными полосатыми обоями, остальные стены в доме были обшиты панелями из красного дерева, а пол — из тусклого паркета.
Чувствовалось, что здесь что-то не так. Медленно пройдясь по обеим комнатам, подошла к столу и оглядела четыре сервировочных прибора. Там лежали наполовину съеденные бутерброды, которые все еще выглядели относительно свежими, пустой стакан на боку, а в розовой чашке с рисунком котенка, наполненной водой, плавала дохлая муха.
Вопрос на миллион долларов заключался в том, что произошло с людьми?
— Закрой входную дверь и запри ее, — обратилась к Тито, как только он переступил порог дома. Парень сделал то, что требовалось, без каких-либо возражений.
Пройдя в центральную часть кухни, порылась в ящиках и нашла большой разделочный нож.
— Идешь? — спросила его, возвращаясь в гостиную и медленно поднимаясь по лестнице, рассматривая фотографии семьи в золотых рамках, которые красовались на стенах. Ступени позади заскрипели от тяжести веса Тито.
На верхнем этаже осмотрела коридор. Здесь было две двери с одной стороны и пара с другой. Все четыре — заперты.
— Не думаю, что стоит подниматься сюда. Мы понятия не имеем, что или кто может быть в одной из этих комнат, — прошептал Тито.
— Тогда возвращайся вниз.
Этому парню необходим укол тестостерона в яйца. Его страх сводил меня с ума.
Даже не представляла, что он настолько кастрирован.
Двигаясь вперед, открыла первую дверь слева и обнаружила пустую комнату, которая явно принадлежала маленькой девочке. На лиловой стене красовались наклейки с единорогами.
Не увидев ничего необычного, отправилась дальше. Следующая комната была обычной, без каких-то особенностей. В центре на полу лежал старый баскетбольный мяч, а у окна стоял обветшалый письменный стол. За первой дверью в другом конце коридора, обнаружилась небольшая ванная комната. В последней спальне оказались тела.
Мужчина, женщина и мальчик-подросток лежали на полу. У всех троих во лбу были пулевые отверстия.
Маленькая девочка с фотографий отсутствовала. Я понимала, что в доме ее не было, а значит, скорее всего, она похищена или погибла где-то в лесу.
— Как считаешь, кто это сделал? — спросил Тито позади меня.
Присев, протянула руку и обмакнула два грязных пальца в кровь, чтобы оценить текстуру, не обращая внимания на звук, который Тито издал горлом. Затем, провела по лицу мужчины. Кожа была упругой, но трупное окоченение еще не наступило, а в комнате не было зловония, характерного для разлагающихся тел.
— Это был не Ромеро и не его люди, если ты об этом подумал, они мертвы не так давно, — ответила, вставая.
— Откуда ты все это знаешь?
— Потому что я эксперт, когда дело касается смерти, и здесь никого не пытали. Кроме того, нигде нет перевернутого креста или пентаграммы, а тебе известно, что Дикари всегда оставляют после себя очаровательный символ своего присутствия.
Шагнув назад, развернулась и вышла из комнаты, чтобы спуститься вниз.
— А маленькая девочка? — уточнил Тито, следуя за мной.
— Очевидно, что ее здесь нет.
— Хорошо, и что нам с этим делать?
— Можешь делать все, что хочешь. Я собираюсь обшарить шкафы в поисках еды и выспаться на одной из тех кроватей.
Открыв воду в кухонной раковине, схватила мыло и начала отмывать руки, тщательно скребя под ногтями.
— Ты это серьезно?
— А что, по-твоему, я должна делать? Пойти разыскивать того, кто ее похитил, чтобы стать следующей, кто получит кусок металла в мозг?
Он ничего не ответил, я вытерла руки о тканевое полотенце, а затем принялась за поиски чего-нибудь съестного. В результате у меня оказалось два несчастных куска пшеничного хлеба, тарелка клубники из холодильника и вода из крана.
— Послушай, я голодна и устала, как и ты. Тут есть еда и место для ночлега. По мне, так просто, как два плюс два.
— Угу, а люди, которые здесь жили, находятся все еще наверху.
— Ну, пока они не потребуют, чтобы мы ушли, уверена, не станут возражать, — бросила через плечо, направляясь обратно на верхний этаж.
Сильное презрение, звучавшее каждый раз в его голосе, когда он заговаривал со мной, разрушало все то, что осталось от моей нервной системы, вплоть до костей, и сил на словесную баталию не осталось.
Войдя в комнату с письменным столом, уселась на кровать с жалкими объедками. Понадобилось меньше пяти минут, чтобы проглотить пищу и запить водой.
Поднявшись, чтобы закрыть дверь, услышала, как ворчал сам с собой Тито. Я оставила ему хлеб и клубнику, чтобы мог поесть; он вообще должен быть благодарен и целовать мою задницу за то, что не выпотрошила его кухонными ножами.
Схватив офисный стул, поставила его под ручку двери в спальню, когда обнаружила, что замка нет.
С тяжелым вздохом плюхнувшись на кровать, закрыла глаза, чтобы насладиться ощущением от матраца под спиной, а не грязи или бетона.
Душ в другом конце коридора манил, ноги кричали, чтобы освободиться от изношенных ботинок, но из-за тел в том конце коридора я чувствовала себя комфортнее, будучи полностью одетой. Ослабить бдительность — не самое мудрое решение. Если бы дерьмо попало на вентилятор, голая задница или босые ноги не принесли бы никакой пользы.
Я уставилась в белый фактурный потолок, а беспорядочные мысли метались во все стороны. Даже на грани истощения сон все еще ускользал, а бессонница изводила. Подобной проблемы не наблюдалось, когда спала с Ромеро.
Разочарованная, накрыла лицо рукой и попыталась заставить себя погрузиться в сон.
До сих пор ощущала на себе обескураженный взгляд Тито. Он решил, что я бессердечная сучка, раз не проявила беспокойства по поводу пропавшей девочки.
Дело было не в том, что мне безразлично, наоборот, в этой ситуации на поверхность пытались всплыть воспоминания из юности, которые изо всех сил старалась подавить.
Девочке было не больше десяти лет. Меня бесили все версии того, что с ней могло произойти. Даже мысль об этом уничтожала что-то внутри меня, потому что все равно ничего нельзя было сделать.
Невозможно помочь кому-то другому, не позаботившись в первую очередь о себе. Необходимо было сделать все возможное, чтобы потенциальная жизнь, растущая во мне, никогда не пережила то, что прошла я.