— Но вы всё-таки выпили?
— Выпил сто грамм, — с огорчением признался Климчак, отлично сознавая, что в его категорический отказ ни один нормальный человек не поверит.
— Какие были рюмки?
— Стограммовые стаканчики и рюмки по пятьдесят.
— Из того же графинчика?
У судьи был несомненный талант задавать неожиданные вопросы. Ему опять удалось поставить в тупик Патрицию. Какой графинчик, чёрт побери, ведь только что подсудимый упомянул о стоявшей на столе бутылке водки, откуда же у старого сморчка взялся «графинчик»?
Климчак обалдел не меньше Патриции и молча пялился на судью, которому это нисколечко не мешало.
— «Я выпил сто грамм из того же графинчика», — продиктовал он секретарше. — И что было дальше?
В принципе обвиняемый хорошо подготовился, в показаниях не путался, тем более что в них содержалось достаточно правды. Вот только судья всё время сбивал с толку, перескакивая с одних событий на другие, словно резвящийся зайчик, и совершенно наплевав на их последовательность. Климчак изо всех сил пытался приспособиться к навязанному ему темпу допроса.
— Я пошёл в кухню, где была моя невеста.
— Почему вы её не пригласили в комнату? Вы её стыдились?
— Она ужинала и тоже устала. Она не очень любит компании и вообще вспыльчивая, ревнует…
Судья будто не слышал и, безжалостно откинув тему невесты, продолжал:
— Вы вернулись в комнату, и что?
Климчак моментально перестроился:
— Там была вторая бутылка водки, пол-литра.
— Кто её поставил на стол?
— Не знаю.
— Гонората, кто её поставил на стол?! — неожиданно рыкнул старый пень.
Девушка с первого ряда быстро вскочила с места.
— Павловская, — ответила она спокойно, и ясно было, что не соврала.
Патриция внимательно слушала всю эту галиматью, поскольку подробностей пьяной оргии не знала. Откуда взялась какая-то Павловская? А, похоже, тоже подруга, очевидно, и судья, и обвиняемый пренебрегли её присутствием, равно как и появлением…
Патриция пригляделась к девушке. Гонората, сестра Климчака, смутно помнилось, что её тоже обвиняли, кажется, в сводничестве или в соучастии в преступлении, в общем, в очередном идиотизме. Симпатичная, культурная, сдержанная, одетая скромно, но со вкусом, ни тени вульгарности, одним словом, хорошо воспитанная девушка из приличной семьи. И под такой благообразной наружностью прячется змея подколодная? Чушь собачья!
Судья обратился к Климчаку, махнув на Гонорату рукой:
— Дальше что было?
— Все три девушки вышли на балкон.
— Вы тоже?
— Да.
— Кто разливал водку?
— Водку разливала Руцкая.
И опять Патриция не поверила. Судья вникал в нюансы сервировки, уточняя типы рюмок, какое отношение к изнасилованию имели рюмки? Климчак упрямо возлагал работу по кельнерскому обслуживанию всей компании на жертву, сам же выходил, возвращался, Павловская тоже моталась туда-сюда, наконец подсудимый в очередной раз вернулся, не иначе чтобы поучаствовать в ключевой сцене этого предосудительного мероприятия. Гонората в комнате, Павловская со Стасей на балконе…
—..Я вышел на балкон. Руцкая повисла у меня на шее и сказала: «Лёлик, ты можешь со мной коней красть». Потом Руцкая сказала, что хочет провести со мной вечер, а я говорил, что не могу, так как невеста здесь. А она предлагала мне невесту проводить…
Судья позволил обвиняемому говорить так долго только потому, что копался в документах и бурчал что-то заседателям. Климчак мог с таким же успехом начать декламировать нараспев «Илиаду» и добраться до «…язву на воинство злую навёл», а Высокий Суд, не обратив на это ни малейшего внимания, в лучшем случае продиктовал бы для протокола: «Все разболелись».
Судья перестал бурчать, но, похоже, забыл, о чём шла речь.
— И когда вернулся? — слегка рассеянно поинтересовался он.
Патриция растерялась. Откуда и куда вернулся, пропади он пропадом, из кухни на балкон или после проводов домой невесты? Чего этому прикольному старикану надо?
Климчак, как ни странно, владел ситуацией.
— Около двадцати трёх. Все три барышни были на кухне. Руцкая лежала на козетке.
— Встала, и что вы сделали?
— Я вспомнил, что она хотела провести со мной вечер, и спросил, актуально ли её предложение? Она ответила, что специально меня дожидалась, и я могу с ней красть коней.
— И где вы этих коней собирались украсть?
— Не знаю.
— А Павловская это слышала?
Патриция опять упустила нить разговора. Что она должна была слышать? О краже коней, о вечере? Климчак же не растерялся и был готов к ответу. Своеобразная судейская грамматика с толку его не сбивала, и парень охотно объяснил, что заявления Стаси дошли до слуха всех присутствующих. Павловская предложила поехать на дачу.