-Это совершенно ничего не стоит Мария Александровна.
- Pouvez m'appeler Masha.
-Хорошо, договорились, буду называть вас Маша. Но я не так хорошо знаю французский как вы. Мы технари. Наше дело чертежи, железки и еще много скучных вещей, о которых неудобно говорить в обществе милой дамы.
-Это я понимаю. Оружейный завод… наверно это страшно и опасно порой.
Мне ее слова показались приятными. Внутри у меня поднялась волна своей нужности и величия.
-Ну не стоит преувеличивать. Все бывает, конечно.- Промолвил я немного вальяжно и снисходительно.
-Как вы думаете, война будет. Все об этом говорят. Вот давеча читала - ангел мира в опасности!
-Нет! Это выдумки газетных писак.- Сказал я убежденно.- Сейчас общество достигло такой стадии развития, что все прекрасно понимают, к чему это может привести. Страшное оружие. Массовое уничтожение. Победителей по большому счету не будет. Ну не самоубийцы же мы.
-Значит, вся эта шумиха, что бы поднять тиражи газет?
-Ну не совсем. Иначе бы я не ехал на оружейный завод.
-Срочное дело?
-Командировка. Надо помочь. Секретное производство.
-Это тайна.
-Государственная. Российской империи.
-Вот видите как!- Она посмотрела на меня чуть восторженно.- Значит, вам доверяют. А мне ничего нельзя поведать. Я болтушка.
Маша встала, подошла к окну и долго молчала. Показались низкие черные строения.
-Какая-то станция?
-Это Раздельная. Обычно поезд здесь стоит пять минут.
-Давайте закажем чай. - Вдруг предложила она, не оборачиваясь.- У меня есть прекрасное варенье. Наша бабушка Агафья в вишневое варенье добавляет, абрикосовые косточки, липовый цвет. Она его не кипятит, а только долго томит в русской печке.
-Хорошо. Будем пить чай. Будем пить и разговаривать.
-Нет! Просто пить.
-Как скажете…
Я сходил, сделал заказ. Проводник, лукавый дядька, разглаживая мягкие рыжие усы, занес нам спустя минуту, два кованных вороненых подстаканника. В них простые стаканы из зеленоватого стекла и жидкий чай. Отдельно он держал посеребренный поднос со сдобой.
- Пышка, слойка. Сдобные калачи. Крендель. Плетенка. Все из Филипповской булочной, господа на выбор если желаете. - Протараторил он как пулемет заученную фразу.
-Неужели! Прямо от туда?
-Обижаете. Настоящие парижские рецепты от придворного пекаря Филиппова. Не «сумневайтесь».
Я отложил всех наименований по одной штучке и сразу расплатился за все. Старик ушел очень довольный, подкручивая вверх усы.
-Вы совершенно зря потратились,- сказала Маша,- мне есть на ночь, думаю, совсем не стоит.
-Все нормально, может, только нужно будет чай повторить. А как вы смотрите на бутылочку Белого Сурожа из Массандры.
-Нет что вы! Это точно ни к чему.
-Я принесу и решим.
Я сходил за бутылкой и дополнительно взял стаканы у проводника. Она смотрела во все глаза и качала головой.
-Оставьте. Вы такой молодой. Будет у вас еще повод и друзья с кем ее распечатать.
-Оружейный завод? Что Вы говорите! Я часто там бываю по делам. Поверьте скукота полная. Если вы мне составите кампанию, я был бы вам очень признателен.
-Все-таки вы напрасно это затеяли и чай стынет.
-А мы и то и другое будем по очереди.
-Какой вы право! Так меня еще и уговорите.
-Конечно. Мне побольше, а вы давайте пригубите маленько.
-Ну, хорошо. За знакомство.
-А вы знаете Маша, откуда это вино получило название. Что означает "Сурож"?
-Нет. Никаких мыслей…
-Это древнерусское название города Судак. Видите, какое оно золотистое? А аромат? Ничего не напоминает?
-Что-то знакомое. Медовое или яблочное.
-Токайское не напоминает?
-Точно! … Вы сказали, и я сразу вспомнила.
-А вообще его делают из винограда сорта Кокур белый.
Я рассказал ей, как мне довелось быть в Судаке. Про развалины Генуэзской крепости, глиняные водопроводы в горах, обычаи крымских татар. Она была очень хорошим слушателем. Кивала в такт мои словам, ресницы ее дрожали, на лице ясно читалась заинтересованность и неподдельный интерес.
-Слушайте! Мы так и допьем ваш Кокур Михаил!- Сказала она весело и в глазах ее блеснули озорные огоньки.
-Это будет чудесно.
-Я же совсем не хотела, но вино правда, отменное.
-Расскажите о себе немножко.
-Вы считаете это удобно?
-Ну, не знаю…вам решать…
-Да! Да, конечно. А что рассказать?
-А вы можете быть откровенной?
-С близкими, родными… наверно…
-А мне казалось, что тем людям, которые точно больше не встретятся в вашей жизни можно рассказать и гораздо больше. Они не опасные. Никогда вашу откровенность не используют против вас, никому больше ни о чем не поведают, во всяком случае, вашим знакомым.
-Хм! Конечно.
- Вы мне, я вам. Такая игра.
-Даже не знаю, что вам сказать. Спрашивайте.
-Начнем с главного. Вы когда-нибудь любили?
- Mon dieu! Миша. Как вы прямо и в лоб.- Промолвила она смутившись.
- Извините. Вырвалось.
Она испытывающе посмотрела на меня.
-Нет,- она помолчала,- Конечно, нет! Ну как можно. Об этом я не буду вам рассказывать. Все-таки вы мужчина.
-В том то и прелесть. Мы как бы поглядим на себя с позиции противоположного пола.
-Миша! Миша! Вы настойчивый молодой человек, а я слабая женщина. И все это так заманчиво.
-Решайтесь.
-Господи! Я работаю учительницей в церковно-приходской школе для девушек Новодевичьего Монастыря. У меня малолетняя дочка, недавно отняла от груди, сейчас сидит с няней. Кто бы знал, на что вы меня толкаете.
-Вы считаете поговорить о любви это недостойное занятие…
- Par le chemin de Micha.… тут речь не об этом.
-Ну, ваши ученицы из церковно-приходской школы не увидят и не узнают, что с того.
-А муж?
-А муж и тем более.
-Мы с вами как заговорщики разговариваем.
-Давайте тогда шепотом,- пошутил я, снижая голос.
-И все-таки нет, мой дорогой Миша. Понимаю все умом. А вот душа противится.
-Потому что ничего не было. … Я уверен… вас отдали замуж без любви…
-Без любви,… без любви…Вы же ничего не знаете мой дорогой. Если бы только можно было все изменить. … Нет что уж там. Лучше не начинать этот разговор вовсе.
Она замолчала в волнении, подошла к проему купе, приоткрыла дверь и тут же плотно захлопнула, очевидно, убедившись, что никто не подслушивает.
-Ничего вы не знаете.
-Мне и знать нечего.
Я встал, подошел к ней, и смело взял ее за руки. Она взглянула на меня снизу вверх.
-У меня это на лице написано?!!! … Что я страдаю, и у меня не было в жизни настоящей любви?
-Смотрю в ваши грустные глаза. А в них тоска беспросветная, робость и послушание.
-Это от Бога.
-Нет. Это от отчаяния. Не верите вы ни во что. Просто плывете по течению. Все за вас решают. Везде флажки красные. Туда нельзя, туда не ходи.
-Вот вы говорите Миша, душа сопротивляется, а умом понимаю, что вы правы. Так и есть. Что я по большому счету видела? Да ничего! Вяжу, вышиваю, прислуживаю за мужем и сильно хочу ему понравиться, даже когда мне это противно. Даже когда мы с ним вместе, брачное ложе делим, мне больше противно, чем хорошо.
-И выхода нет?
-La sortie je ne vois pas.[1]
Я крепче сжал ее руки. Она не противилась. Лицо ее оказалось близко. Я прижался к ее горячей щеке.
-Говорите, Маша. Говорите. Я слушаю.
-О чем?
-Так просто. Мне все равно лишь бы слышать ваш голос.
-Все что мы делаем это подло.
-Я знаю.
-А от чего вы не освободите мои руки?
-Вы этого хотите?
-Я сама не знаю что хочу.
Я взял ее за подбородок и повернул к себе. Она слегка приоткрыла рот и закрыла глаза. Я коснулся ее воспаленно сухих губ. Она вздрогнула, но не отстранилась. Я целовал ее долго упрямо, пока ее губы немножко не распухли, а дыхание не стало горячим и прерывистым. Наконец она усилием воли легонько оттолкнула меня, и сев в угол заплакала.