— О взлелеянная сверкающей росою утра молодежь! Первая весна нашей Общины, девственная заря нашего неба, сверкающее солнце, нежные облака — подвластны вам! Вы блещущий огонь в вихре наслаждения, сорвавшийся с бушующих волн первоздания. Гореть вместе с вами, кипеть вместе с вами — вечное желание опьяненного для счастья!
О, глас от гласа, потрясающий нашу одинокую планету. О, бунтующий гимн странника, ниспустившего паруса на мирную пристань Весны. О, окрыленная восторгом, дарующая миру вечность, юность! И я, и моя кобза, и мои песни, и мое вдохновение, мои мысли, мое забвение — все принадлежит вам.
Голос поэта, на ресницах которого повисли слезы, затрепетал, как одинокий листок чинары, и сорвался.
Чаши поднялись.
— Живи, поэт! — раздались крики.
Поэт осушил чашу и в знак искренности чувств, питаемых к молодости, разбил ее о свою кобзу.
5
По окончании пиршества мы направились в отведенный нам дом. Каждым двум юношам полагалась одна комната. Случайно мы с Джейнисом оказались вместе. Под влиянием камеза мы некоторое время не могли уснуть.
У Джейниса было обыкновение все подвергать критике, то, что нравилось другим, вызывало в нем сомнения и подозрения, и на этот раз возник спор об обычаях и обрядах.
Я принадлежал к тем, кто чтит традиции. Перед обычаем, которого я не постигаю, я склоняюсь с уважением.
Что касается Джейниса, он, не довольствуясь насмешкой и собственным неверием, старается отравить сомнением и мою веру. Когда я с увлечением стал делиться с ним впечатлениями сегодняшнего дня, Джейнис, как обычно, иронически рассмеялся:
— Консерватизм создает застой жизни, — сказал он, — неподвижность — состояние, несовместимое с жизнью.
— Это верно, — ответил я. — Но если не отдать дань уважения консерватизму, нельзя воспользоваться опытом дедов. Традиции — основа и столп общества.
— Разве перестанет общество существовать, если не будет традиций?
— Общество будет, но жизнь его будет подвергнута волнениям.
— Нужны не традиции и предания, а разум, даже, вернее, коллективный разум!
— А разве традиции не есть преходящий из поколения в поколение коллективный ум?
— Нет, нашему времени не подходит разум, покрытый пылью! Нам нужен живой, гибкий ум!
— Разве разум не подчинен законам наследственности? И тот разум, который ты себе представляешь, хранит следы веков.
— На это у меня нет возражений, но в то время, как разум не лишен силы суждения, традиция этого суждения не знает. Духовные потребности и наших предков и наши измеряют одной мерой, тогда как наша духовная жизнь очень разнится с их.
— Даже круг духовных потребностей предка, его ограниченные знания нам не мешают. Ибо опыт прошлого полезен в настоящем. Но наши традиции помимо опыта веков таят необъяснимое очарование. Можешь критиковать, но я поклонник этой красоты.
Мои слова вызвали недоверчивую улыбку Джейниса.
— Друг мой, — сказал он. — Все мне понятно, кроме одного — того, что ты называешь «необъяснимым очарованием» и поклонником которого ты являешься. Иначе говоря, обладая различными характерами, мы не в состоянии понять друг друга, а потому я считаю более полезным уснуть.
И, повернувшись лицом к стене, Джейнис закрыл глаза.
6
На третий день прибытия было решено отправиться на Девичий родник.
Нас известили об этом с утра, мы принялись готовиться, одели розданные нам белые одежды; каждый изо всех сил прихорашивался. Лишь Джейнис, по обыкновению, пребывал в нерешительности и раздумье.
— В чем дело? — спросил я.
В ответ он поджал губы.
— Джейнис! — сказал я. — Все твои сомнения и колебания мне понятны, но теперешнее настроение не понятно!
— Почему?
— Потому что в юноше проявления юности до того естественны, что объяснения не нужны.
— Все нуждается в объяснении!
— Выразись ясней.
— Ясней? Изволь. Мне не нравится это смешение стада самцов со стадом самок. Женитьба, являясь делом интимным, должна быть предоставлена самим брачующимся.
Не желая отравлять радость сомнениями Джейниса, я отошел от него и во время трапезы сел с другими.
Когда солнце, поднявшись, стало медленно склоняться к закату, каждому из нас дали серебряный «начар». Мы должны были вручить его своей избраннице.