— Консерватизм губит Обезьяну, да и не только ее, и остальные общины вязнут в болоте обычаев и предрассудков.
— Говорят утвержден проект новой улицы?
— Да. Будущий рост улуса несомненен, вот почему требуются новые постройки.
— Кому поручено руководство за ведением работ?
— Мимре! Совет дает Мимре звание главного мастера, и по этому поводу будет большое торжество.
— Великолепно! Необходимо поощрять всех кустарей.
— Знаешь, Чопо, у меня имеется еще предложение, верно, ты и его одобришь. В ближайшие дни будет заседание Совета. Я поставлю вопрос о созыве в «Ель» влиятельных лиц из всех общин. В том числе я потребую приглашения к нам Кавуса и Ильюса.
— Я приветствую твою идею! — сказал я.
— И тебя используем!
— Я по природе уравновешенный человек, высокие должности меня не прельщают.
— У нас нет высоких и невысоких должностей. Всякий труд приветствуется и лишь… против консерватизма направили мы наши стрелы.
И Джейнис расхохотался.
В его смехе я почувствовал намек на мою прошлую приверженность традициям.
— Все свое прошлое я похоронил в Овне и явился сюда.
Мои слова понравились Джейнису.
— «Ель» проветривает умы. Здесь души чисты, как хрусталь. Усилив и укрепив улус, мы обновим и очистим другие общины. Начиная с этой весны, ежегодно, мы будем привлекать по двадцать, тридцать человек, не терпящих консерватизма, и знакомить с управлением улусом. Если задуманное свершится, не будет никаких преград к изменениям во всех общинах.
21
Зиму мы провели в наших новых домах. По правилам общины, мы вставали и ложились с солнцем.
Днем занимались украшением и убранством наших жилищ. Ткали ковры, делали кровати, лепили из глины посуду и обжигали ее в печах. В полном довольстве и покое проведя зиму, встретили весну.
По постановлению Совета Общины, в первый месяц весны я должен был отправиться в путешествие. В течение двух месяцев объездив земли, расположенные на севере, я должен был вернуться назад.
Сложив в переброшенный через плечо хурджин 44 дневной запас провианта и взяв посох, я двинулся в путь.
На второй день я набрел на раскинутые на берегу реки шатры.
На окрестных лугах паслись стада, народ, собравшись пред шатрами, плясал под музыку. При моем появлении со всех сторон с лаем бросились собаки.
Подбежали девушки в длинных одеждах с волосами, перевитыми серебряными украшениями, и отогнали собак.
Я подошел и сел у котла, висящего над огнем. Поняв, что я гость, принесли воду и, обмыв мне ноги, накормили и напоили меня. Насытившись, я уснул под деревом.
Ранним утром шатры сложили, стада собрали и пустились в дорогу. В моей сумке я нашел немного жареного риса и курут 45. Грызя рис, я хотел идти своим путем, когда в глаза мне бросился сидящий, прислонившись к дереву, старец. Я подошел. Он с удивлением окинул меня маленькими сверкнувшими из–под лохматых бровей слезящимися глазками. Около него находилось несколько кожаных сумок с зерном. Шагах в пяти лежала облезлая, покрытая лишаями собака. Старик едва переводил дыхание.
«Тут кроется нечто необычайное» сказал я самому себе и, подойдя, приветствовал старца. И хоть бескровные губы его слабо шевельнулись, в ответ я не услышал ни звука.
— Все отправились в путь, почему ты сидишь здесь? — обратился я к нему.
— Кочевники бросают на дороге стариков. Это старинный обычай. Так как эта собака и я больше для работы непригодны, нас бросили здесь.
— У тебя нет детей?
— Есть. Они–то меня и оставили.
Произнеся с трудом эти слова, старик прислонился головой к дереву.
— И я сорок лет назад бросил отца у дороги и пошел дальше, — с трудом сорвалась с его губ последняя фраза.
Голова его склонилась на бок и все тело медленно осело. Хрип вырвался из его груди, он вытянулся и замер.
22
Я продолжал свой путь. Когда солнце было на самой середине неба, в глаза мне бросилось облако пыли вдали. Было похоже, что движется огромная армия.
Меня охватило волнение. Эта воображаемая опасность, надвигающаяся на меня иль на мой улус, испугала меня. Мне не хотелось показать свою слабость и я продолжал свой путь.
И что ж я увидел? Почерневшее от солнца, с взлохмоченными волосами и бородами, в лохмотьях человеческое стадо! Их единственным оружием были длинные посохи в руках. Они стучали ими оземь, нащупывая дорогу, и медленно продвигались вперед. Их изможденные тела вызывали глубокую жалость. Словно не видя, они наступали на меня. В смятении я сообразил, что все они слепы.