Когда я уходила, Дональд осторожно снял котенка с плеча Юлии и посадил обратно в кормушку. «Мы не хотим раздавить бедное маленькое существо, правда?»
«Н-нет…» — ответила Юлия.
В это же утро, но позже, я сделала вклад в ведение домашнего хозяйства. Выловила в углу сарая, где они всегда и хранились, свои старые садовые инструменты. Конечно, я имела осторожность, спросить Лизу, где они. Инструменты выглядели так, будто их не использовали последние восемь лет. Очень странное ощущение — рука уверенно скользнула на знакомую деревянную ручку совка и почувствовала знакомое отверстие в ручке лопаты. Я оказала им первую помощь, как смогла, и отправилась в заброшенный сад.
Я работала там все утро и, поскольку начала с тропинки и травы, очень скоро место стало выглядеть, будто о нем все-таки заботились. Но работа не помогала. Я стригла траву, лопатой выравнивала края дорожки, убирала засохшие растения с клумб, а память не приглушалась тяжелым трудом, болезненно врезалась в меня будто я ее тоже поточила, одновременно с садовыми инструментами.
Весна и лето восемь лет назад… В марте земля пахла сыростью и молодыми ростками. В мае у ворот пышно расцвела сирень, в каждом цветке скрывалась капля дождя и пахла медом. В июне малиновка пронзительно вскрикивала и пела в восковых цветах чубушника, а я копала и сажала, повернувшись спиной к дому, мечтая об Адаме и нашей следующей встрече.
Сегодня опять июнь, земля сухая и воздух густ. Сирень отцвела, а куста чубушника больше нет, он умер за эти годы.
И мы с Адамом свободны, но все закончилось.
Совок вывернул несколько луковиц — осенний крокус, приплюснутые шары, будто покрытые бумагой. Я опустилась на колени и осторожно взяла их в ладони. И неожиданно вспомнила. В тот ужасный вечер в Вайтскаре крокусы цвели, горели бледно-лиловым пламенем в сумерках, когда я выскальзывала на последнее свидание с Адамом. А на следующее утро они лежали плоскими серебряными лентами, прибитые дождем, а я уходила по тропинке, потом через мост к дороге. Я заметила, что сижу на пятках, а слезы текут по моим щекам.
До ланча еще оставался час, когда из дома меня позвала Бетси. Явно что-то случилось, так странно звучал ее голос, я встала и обернулась. Весьма возбужденная, она размахивала руками. «Ой, мисс Аннабел! Ой, мисс Аннабел! Иди быстрее, давай!»
Ее отчаяние могло значить только одно. Я уронила совок и побежала. «Бетси, это дедушка?»
«Аи, это вот…» — Она закрутила руки в фартук, лицо бледнее, чем всегда, румянец на щеках яркий, будто нарисованный, черные глаза встревожены. Больше обычного она походила на деревянную фигуру, которые ставят у порога, как маленькая фигурка из Ноева ковчега. Она говорила быстрее, чем обычно, будто думала, что ее обвинят в том, что случилось, и нужно сначала извиниться: «…и он был совершенно нормальный, как дождь, когда я принесла ему завтрак, он в полном был порядке, и это правда, а не вранье. «И сколько раз я должен тебе говорить, — он сказал, — что если сожгла тост, отдай его птицам. Я не собираюсь есть это скрюченное вещество, — он говорит, — так что можешь выбросить и сделать новый», — что я и сделала, мисс Аннабел, и там он был, на самом деле, как дождь…»
Я задыхаясь схватила ее за плечи грязными руками. «Бетси! Бетси! Что случилось? Он умер?»
«Слава Христу, нет. Но удар, как раньше, и вот так это и закончится в этот раз, мисс Аннабел, моя дорогая…»
Она пошла вверх по лестнице, продолжая говорить. Они с Лизой вместе были в кухне, готовили ланч, когда дедушка позвонил. Это старомодный звонок, они висят рядком в кухне на пружинах. Дедушка дернул за веревку, звонок задребезжал, как безумный, будто в приступе злобы или по срочной необходимости. Миссис Бэйтс поспешила наверх и обнаружила, что старик упал в кресло у камина. Он почти оделся сам, собрался надевать пиджак, но, должно быть, неожиданно почувствовал себя плохо и только успел, падая, потянуть за веревку звонка. Миссис Бэйтс с Лизой положили его в кровать, и Бетси отправилась за мной.
Большую часть она успела сказать за те несколько секунд, пока я бежала на кухню мыть руки. Я схватила полотенце и яростно вытирала их, когда раздались легкие шаги и в дверях появилась Лиза. Никакого возбуждения, невыразительное лицо, вроде болезненное, но в глубине глаз — затаенная радость. Она резко сказала: «Вот и вы. Я положила его в кровать и накрыла. Упал, когда одевался. Боюсь, это серьезно. Аннабел, позвоните доктору? Телефон в блокноте. Миссис Бэйтс, чайник почти горячий, наполните две грелки, как только сможете. Я должна к нему вернуться. Когда дозвонитесь до доктора Вилсона, Аннабел, пойдите позовите Кона».
«Лиза, я должна видеть его, вы позвоните, я могу…»
«Вы не знаете, что делать. А я знаю. Это случалось и раньше. Скорее, пожалуйста». Она резко повернулась, будто больше нечего было говорить. Я бросила полотенце и побежала в офис.
Номер телефона доктора был записан в блокноте большими цифрами. Мне повезло, он оказался дома. Да, он придет как можно быстрее. Что делается? А, с ним мисс Дэрмотт, и миссис Бэйтс тоже там. Хорошо, хорошо. Я должна постараться не беспокоиться. Он появится скоро. Выплескивая профессиональные успокоения, он повесил трубку.
Когда я вернулась в холл, наверху лестницы появилась Лиза. «Дозвонились?»
«Да, он едет».
«Хорошо. Теперь, может, вы пойдете?..»
«Сначала хочу его видеть», — я уже поднималась по ступенькам.
«Вы ничего не можете сделать». Она не загораживала мне путь, но то, как она мрачно стояла посредине лестницы, имело тот же эффект.
Я резко спросила: «Он в сознании?»
«Нет». Не односложность ответа остановила меня тремя ступеньками ниже ее, а тон. Я подняла голову. Несмотря на возбужденное состояние, я заметила удивление в ее взгляде. Бог знает, что она прочла в моем лице и глазах. Я забыла о нашей общей тайне, теперь она кнутом хлестнула меня по лицу, напомнила о разуме и осторожности. Лиза говорила: «Нет смысла вам его видеть. Идите и позовите Кона. Он должен знать сразу».
«Да, конечно», — ответила я и прошла мимо нее к дедушке.
Полуопущенные занавески висели неподвижно, прикрывая заполненные солнцем окна. Старик лежал в кровати, единственным движением было его трудное, хриплое дыхание. Я встала около него. Если бы он не дышал так громко, я бы подумала, что он уже умер. Выглядело это так, будто он, человек, которого я знаю, уже вышел из-за маски, лежавшей на подушке, оставил ее ждать вместе с нами.
Лиза последовала за мной, но я не обращала на нее внимания. Стояла, смотрела на дедушку и пыталась привести мысли в порядок.
Лиза была на кухне с Бетси, когда это случилось. На звонок ответила Бетси. Все, что Лиза сделала, — правильно и совершенно обычно. И Кон достаточно далеко, ушел рано утром.
Я повернулась и встретилась с Лизой глазами. Если у меня и были какие-то сомнения насчет естественности кризиса сразу после подписания завещания, их рассеяло выражение ее лица. Оно было спокойным, но радость она скрыть не пыталась. Только при взгляде на меня добавились удивление и озадаченность. Я слышала, как наверх поднимается Бетси с грелками. Лиза шевельнулась, подошла ко мне, прошептала: «Повезло, правда?»
«Повезло? — Я взглянула на нее удивленно. — но он отлично себя чувствовал…»
«Ш-ш-ш, здесь миссис Бэйтс. Я имею в виду повезло, что это не случилось вчера до прихода мистера Исаакса. Провидение Господне, можно сказать».
«Вы можете», — ответила я сухо. Да, все ясно. Целеустремленная и простодушная Лиза, с одной единственной мыслью в голове, ничего не предпринимала. Звезды позаботились о Коне, Лизе осталось только ждать. Эффективная, невинная… Несомненно, будет помогать доктору всеми возможными способами. Я сказала резко: «Пойду позову Кона».
Солнце светило нещадно. Третье поле как раз косили, оно сияло зелено-золотым и сладко пахло. На остальной территории сено стояло могучими стогами, цветы создавали на его золоте лиловые и бронзовые переливы, иногда всплескивались пурпурным и желтым. В дальнем конце поля — трактор, за рулем — Кон. Он двигался прочь от меня, косилка сверкала на солнце.
Я побежала по скошенному полю. Мужчины с граблями останавливались и смотрели на мой бег. Косилка крутилась, накатывалась на траву под точно рассчитанным углом. Кон не видел меня, смотрел на лезвия, но когда машина вышла на прямую, осмотрелся и поднял руку. Я остановилась, где была, запыхавшись от жары.